Была бы верёвка, а уж грязное бельё найдётся
Таня с Маней — две подружки
Любят в «классики» играть,
А у Нади постирушки:
Ей бы только постирать!..
Почему бабуся плачет,
Порошок стиральный прячет?
Стоит мыло не убрать —
Внучка примется стирать…
Сергей Михалков, «Постирушка»В сентябре 1939 года наших нынешних западных партнёров внезапно охватил настоящий постирочный бум. Всё дружно кинулись выискивать у себя грязное бельё и наперебой сообщать об этих своих поисках и знакомым, и незнакомым. Разумеется, всякое стремление к чистоте, пусть даже и неудержимое, можно было бы только приветствовать, но в данном случае не оно стало причиной постирочного бума. А тогда что же вдруг свело с ума множество людей? Сам процесс стирки?.. Отнюдь. Неудержимое стремление постирать бельё объяснялось, только лишь и исключительно, открывшимися вдруг неограниченными возможностями это самое бельё затем просушить. Вдруг обнаружилось, что существует и вполне доступна некая «верёвка Зигфрида», которая ну просто идеально для этой цели подходит.
Неограниченную сушильную верёвку случайно обнаружил ирландский поэт-песенник Джимми Кеннеди в сотрудничестве с английским композитором Майклом Карром. Уже 15 сентября, под самый конец лондонской рабочей недели, они закопирайтили залихватскую песенку, название которой неискушённым людям показалось бы, вероятно, не вполне адекватным: «We're gonna hang out the washing on the Siegfried line» — «Мы собираемся развесить своё бельё на верёвке Зигфрида». Слушаем их песенку в исполнении эстрадного оркестра Сиднея Линдона (1939 год):
Mother dear, I'm writing you from somewhere in France,
Hoping this finds you well.
Sergeant says I'm doing fine, a soldier and a half,
Here's a song that we'll all sing, it'll make laugh!
We're gonna hang out the washing on the Siegfried line,
Have you any dirty washing, mother dear?
We're gonna hang out the washing on the Siegfried line,
‘Cause the washing day is here.
Whether the weather may be wet or fine,
We just rub along without a care!
We're gonna hang out the washing on the Siegfried line,
If the Siegfried line's still there!
Мамочка, пишу тебе откуда-то из Франции и надеюсь, что это моё письмо найдёт тебя в добром здравии. Наш сержант говорит, что я прямо-таки молодец, солдат что надо. А ещё всем нам тут нравится одна песенка — она такая весёлая.
Мы собираемся развесить бельё на верёвке Зигфрида. У тебя есть что-нибудь для стирки, мамочка? Мы собираемся развесить бельё на верёвке Зигфрида, ведь тут как раз затеяли большую стирку. Льёт ли дождь или светит солнце — нам всё нипочём. Мы собираемся развесить бельё на верёвке Зигфрида — если, конечно, от неё ещё что-нибудь осталось.
Прочитав это, всякий скажет: «Что за бред?.. Какая ещё верёвка, какой такой Зигфрид?.. И что он скажет, этот Зигфрид, если на его верёвке всякий будет развешивать своё бельё?..»
Зигфрид ничего не скажет, он давно уже умер. И верёвка эта не его — от него только песня и осталась, но не эта песня, а другая, о Нибелунгах. Да и сама верёвка-то эта и не верёвка вовсе, а германская оборонительная линия, которую немцы начали строить ещё в ходе Первой мировой войны и которую сами они, между собой, называли «Westwall» — «Западный вал». Англичанам же и французам больше нравилось называть её «линия Зигфрида».
Ну и, наконец, откуда всё же взялась верёвка. «Линия» по-английски — это «line». И «верёвка для сушки белья» в английском языке — это тоже почти что «line»: «washing line». Собственно, из этой игры слов и родился у Джимми Кеннеди метафорический образ немецкого Западного вала в виде бельевой верёвки. А раз есть бельевая верёвка, то что с ней ещё можно делать, кроме как сушить на ней бельё, правда ведь?.. Тем более, что никакой германский Зигфрид возражать просто не посмеет, ведь с начала сентября у нас с Германией вроде бы идёт война, правда ведь?..
Правда. Удачно найденный Джимми Кеннеди образ всем в англоязычном мире чрезвычайно понравился. Его песню моментально окрестили новой «Типперери», тем самым сравнив её по популярности с легендарным песенным хитом времён Первой мировой войны.
И очень скоро задорная эта песенка, мелодия которой чем-то напоминала знаменитый «Марш полковника Богуи», зазвучала буквально всюду. Её с удовольствием распевали эстрадные певцы и певицы, кино- и театральные актёры и актрисы, домохозяйки и клерки, моряки военного флота и солдаты Британского экспедиционного корпуса во Франции. «Мы собираемся развесить своё бельё на верёвке Зигфрида», — с энтузиазмом пели Флоренс Фланаган (Флорри Форд), Сидней Линдон, Лесли Сарони, Вера Линн, Дороти Уорд, да и многие, многие другие… Послушаем ещё одну запись 1939 года. Песню Джимми Кеннеди и Майкла Карра, слегка дополненную куплетом авторства Лесли Сарони, лихо исполняет известный комедийный актёр Артур Аски:
Everybody's mucking in and doing their job, wearing a great big smile… «Каждый на своём месте делает одну общую работу», — такими словами Лесли Сарони и Лесли Холмс (партнёры по дуэту «Two Leslies») дополнили песенный текст, сочинённый Джимми Кеннеди, и эти слова тоже были с воодушевлением подхвачены всеми.
Однако работа работой, но ведь надо же когда-то и отдыхать, правда?.. Правда.
Но ведь даже на отдыхе — а уж особенно в разгар мировой войны — не следует забывать и об общей работе, правда?..
Правда-правда. И вот уже на рынке появляются увлекательные настольные игры всё на ту же тему: а вот как бы нам поудачнее развесить своё бельё на германской линии Зигфрида?..
Замечательная товарищеская игра «Развесь своё бельё на верёвке на линии Зигфрида»
Судя по той картинке, что размещена на коробке с игрой, британских солдат, принимавших участие в полыхнувшей мировой войне, не подстерегали там никакие иные опасности, кроме опасности получить ячмень на глазу. Впрочем, в реальности игрокам приходилось преодолевать (к счастью, всего лишь только на столе) всякие там ямы да колючие проволоки, сооружённые коварным неприятелем с явной целью помешать развешиванию белья прямо на линии Зигфрида.
А вот в следующей настольной игре даже тех воображаемых колючих проволок не было. На каждой карточке с нижним бельём указывалась её «стоимость»: два пенса, например, три пенса или даже шесть. В этой игре типа лото требовалось развесить на линии Зигфрида имеющееся у тебя бельё, но не просто так, а на как можно более крупную сумму. Ну куда ж без денег, правда?..
Карточки из другой патриотической игры — «Мы собираемся развесить бельё на верёвке на линии Зигфрида»
Но что же это мы всё о пенсах да о шиллингах!.. В конце концов, британский экспедиционный корпус собирался воевать с противником на континенте, и именно с этой целью десятки тысяч английских солдат отправлялись в сентябре 1939 года во Францию и занимали там свои позиции напротив линии Зигфрида. Так что же французы? В стороне остались?..
Нет, французы в стороне не остались. Британская идея устроить милую постирушку без труда охватила и их, только у французов она и называлась по-французски — «On ira pendre notre linge sur la ligne Siegfried». В следующем исполнении оба варианта, французский и английский, звучат вместе, а в самом начале слышатся аккорды старинной песни «Auld lang syne» — бессмертной песни о настоящей дружбе, которой не страшны никакие года:
Un petit Tommy chantait cet air plein d'entrain
En arrivant au camp
Tout les p'tits poilus joyeux apprirent le refrain
Et bientôt le régiment
Entonnait gaiement:
On ira pendr' notre linge sur la ligne Siegfried
Pour laver le linge, voici le moment
On ira pendr' notre linge sur la ligne Siegfried,
A nous le beau linge blanc,
Les vieux mouchoirs et les ch'mis's à Papa
En famille on lavera tout ça
On ira pendr' notre linge sur la ligne Siegfried
Si on la trouve encore là.
Какой-то малыш Томми <широко известное прозвище английских солдат — В. А.>, присланный к нам в лагерь, постоянно мурлыкал себе под нос этот мотивчик. Весёлый припев вначале слышал только лишь маленький пуалю <так называли французских солдат-окопников ещё во времёна Первой мировой войны, буквально «волосатик» — В. А.>, но вскоре его с радостью подхватил весь полк.
Мы развесим наше бельё на линии Зигфрида, ведь теперь самый подходящий момент, чтобы постирать. Мы развесим наше бельё на линии Зигфрида, наше белое-пребелое красивое бельё, старые носовые платки и рубашки Папá — да всю семью можно обстирать.
Мы развесим наше бельё на линии Зигфрида, если, конечно, она там всё ещё есть.
Прослушанная только что запись была сделана популярным в 30-е годы музыкальным коллективом Рэя Вентуры, выдающегося французского джазмена, композитора, дирижёра, продюсера и прочая, и прочая, и прочая — «Ray Ventura et ses Collégiens». И одним из самых важных «коллег» Рэя Вентуры был французский композитор и литератор Поль Мизраки. Именно Поль Мизраки переложил песенный текст Джимми Кеннеди на французский язык, но… но у нас он гораздо более широко известен совсем по другой песне…
В общем, чувствуется необходимость сделать в рассказе небольшое отступление. Тем более что на Западном фронте пока что— в сентябре 1939 года — английские и французские друзья и партнёры лишь готовятся развешивать своё бельё и ни о каких таких особых отступлениях, равно как и о наступлениях, там пока нет и речи. Как говорится, Варшава подождёт.
Музыкальная пауза
Рассказывая о постирушке 1939 года, обойти эту песню стороной ну совершенно невозможно. Поль Мизраки написал её (и мелодию, и текст) всего четырьмя годами ранее, в 1935 году, и песня в исполнении всё того же Рэя Вентуры с его «коллегами» мгновенно завоевала весь мир.
Песня, о которой здесь идёт речь, не нуждается у нас в представлении. Вот та самая запись:
Поль Мизраки назвал свою песню «Tout va très bien madame la marquise», и проще всего передать это название строчкой из необычайно удачного русского перевода, появившегося всего через год: «Всё хорошо, прекрасная маркиза». Вот запись песни про маркизу в классическом исполнении Леонида и Эдит Утёсовых, слушаем и сравниваем:
Алло, алло, Джеймс, какие вести?
Давно я дома не была,
Пятнадцать дней, как я в отъезде,
Ну, как идут у нас дела?
Всё хорошо, прекрасная маркиза,
Дела идут и жизнь легка,
Ни одного печального сюрприза,
За исключением пустяка.
Так, ерунда, пустое дело:
Кобыла ваша околела.
А в остальном, прекрасная маркиза,
Всё хорошо, всё хорошо!..
| Узнал ваш муж, прекрасная маркиза, Что разорил себя и вас, Не вынес он подобного сюрприза И застрелился в тот же час. Упавши мёртвым у печи, Он опрокинул две свечи, Попали свечи на ковёр, И запылал он, как костёр, Погода ветреной была, Ваш замок выгорел дотла, Огонь усадьбу всю спалил, И в ней конюшню охватил, |
Конюшня запертой была, А в ней кобыла умерла, А в остальном, прекрасная маркиза, Всё хорошо, всё хорошо!
«Всё хорошо, прекрасная маркиза» (а во французском оригинале — «tout va très bien madame la marquise») — эта фраза из песенки быстро стала поговоркой.
«Tout va très bien madame la marquise!» — с удовольствием повторяла вся Франция эту строчку Поля Мизраки в предвоенные годы.
«Всё хорошо, прекрасная маркиза. Дела идут, и жизнь легка». Остались лишь сущие пустяки: устроить небольшую постирушку на линии Зигфрида. «On ira pendre notre linge sur la ligne Siegfried!» — как заклинание, со всех сторон звучала осенью 1939 года, да и зимой 1940 года, да и весной тоже, другая строчка Поля Мизраки. «We're gonna hang out the washing on the Siegfried line!» — не уступали французам в оптимизме их британские друзья и партнёры, на все лады повторяя этот рефрен из песни Джимми Кеннеди и выкладывая на стол карточки с пенсами.
Кстати, о Джимми Кеннеди. Читателям «Солнечного ветра» это имя хорошо знакомо: именно он был автором уже послевоенного шлягера «Istanbul (Not Constantinople)», о котором шла, в частности, речь в одной из наших статей. Впрочем, если кто-то вдруг позабыл… послушаем ещё раз. Текст и этой песни написал Джимми Кеннеди, — «Стамбул (не Константинополь)»:
В своё время Стамбул назывался Константинополем, но теперь — теперь это Стамбул, а вовсе не Константинополь. Константинополь же был утрачен очень давно, и теперь это жемчужина Турции.
Вот и получается, что любая константинопольская девчонка на самом-то деле проживает не в Константинополе, а в Стамбуле, так что если вы условились встретиться с ней в Константинополе, то она будет ждать вас не в Константинополе, а именно что в Стамбуле!
Да что уж говорить о Константинополе, если даже Нью-Йорк когда-то назывался Нью-Амстердамом… Трудно сказать, зачем они там всё поменяли… ну вот почему-то понравилось им, и всё тут!..
Как же, однако, всё на свете взаимосвязано… Родным городом Поля Мизраки, французского коллеги Джимми Кеннеди по его идее развешивать бельё на линии Зигфрида, — родным городом Поля Мизраки был именно Константинополь (нет, вовсе не Стамбул: Стамбулом он станет чуть позже, в 1930 году). Совпадение, скажете? Ну, пусть будет пока совпадение…
Всё на свете взаимосвязано. Как мы уже знаем, ещё одним соавтором Джимми Кеннеди по песенной идее постирать на линии Зигфрида был Лесли Сарони, известный в 30-е годы английский певец, шоумен и сочинитель песенок. Так вот, Лесли Сарони был известен в Англии задолго до линии Зигфрида. Именно из-под его пера вышел в 1933 году (совершенно идиотский) текст общеевропейского шлягера под названием «Wheezy Anna». И с этой песней постоянные читатели «Солнечного ветра» тоже имели возможность познакомиться. Чтоб только напомнить, послушаем кусочек (сам же Лесли Сарони и исполняет, запись 1933 года):
Есть одна такая девица, солидная, крупная такая девица, и всякий, кто видел её хотя бы разок, уже знает: при вдохе она подобна концертино. В юности она проглотила губную гармошку, и с тех пор все её так и зовут — Свистящая Анна.
Свистящая Анна, Свистящая Анна, и арбузы там все с большими косточками! Свистящая Анна, Свистящая Анна, ты самая классная из всех девиц, которых я знаю!..
Чьи глаза лучше всех? — Свистящая Анна!..
А один глаз смотрит на восток, а другой на запад? — Свистящая Анна!..
Чьи глаза лучше всех? — Свистящая Анна!..
Чьи глаза чёрные как ночь? — Свистящая Анна!..
Свистящая Анна, Свистящая Анна, и арбузы там мокрые как твои уши! Свистящая Анна, Свистящая Анна, ты самая роскошная из всех девиц, которых я знаю!..
Ну, и далее всё в таком же духе… Эта дурацкая песенка на мелодию Лесли Сарони, что с английским текстом — «Wheezy Anna», что с немецким — «Tante Anna», во время войны была необычайно популярна по обе стороны фронта. И что самое интересное — по обе стороны не только Западного фронта, но и Восточного тоже.
В 1944 году оркестр Краснознамённого Балтийского флота записал на пластинку «песенку об английском моряке». Мелодия там всё та же — Лесли Сарони, а вот текст ну совершенно другой, и принадлежит он перу Соломона Борисовича Фогельсона.
После Свистящей Анны послушаем теперь и эту песенку — солирует Герман Орлов:
На эсминце капитан — Джеймс Кеннеди! Гордость флота англичан — Джеймс Кеннеди! Не в тебя ли влюблены — Джеймс Кеннеди! Шепчут девушки страны: «Джимми, Джимми!..»
Только в море, только в море — Безусловно, это так! — Только в море, только в море Может счастлив быть моряк!
Шторм на море и туман, — Джеймс Кеннеди! Но отважен капитан Джеймс Кеннеди! Через штормы груз ведёт Джеймс Кеннеди! Но и в бурю он поёт — Джеймс Кеннеди!..
На эсминце капитан — Джеймс Кеннеди…
Шепчут девушки страны: «Джимми, Джимми»…
Правда, ирландец Джимми Кеннеди хоть и стал в начале войны капитаном, но вовсе ведь не флота, а королевской артиллерии. Получается, что отважным капитаном британского эсминца и гордостью английского флота, большим другом СССР и даже орденоносцем, который «сделал немца без хвоста», знаменитый автор песенного текста «Мы собираемся развесить своё бельё на верёвке Зигфрида» стал благодаря известному нашему поэту-песеннику Соломону Борисовичу Фогельсону и, отчасти, Краснознамённому Балтийскому флоту — так, что ли, получается?..
Слева направо: Джимми Кеннеди, Поль Мизраки, Лесли Сарони, Соломон Фогельсон
Джимми Кеннеди, Поль Мизраки, Лесли Сарони, Соломон Фогельсон и Краснознамённый Балтийский флот. Как же всё на свете взаимосвязано…
Но вернёмся, однако, в осень 1939 года, на Западный фронт партнёров: а не произошли ли там какие-нибудь радикальные перемены по сравнению с сентябрём?
И ещё одна пауза, отчасти тоже музыкальная
Не произошли. На Западном фронте без перемен. Польша, которая всю свою оборону строила исключительно в расчёте на то, что западные партнёры выполнят подписанные с нею договора с секретными протоколами и всей своей мощью обрушатся на Германию, — ничего такого Польша от партнёров не дождалась и в течение сентября месяца была полностью разгромлена.
Впрочем, о Польше в связи с этим столько всего сказано-пересказано, что вполне можно ограничиться мнением на сей счёт самих поляков (Leszek Moczulski, Wojna polska, Wyd. III, Lublin 1990, s. 422; а также: Juliusz Łukasiewicz, Edward Bernard Raczyński — довоенные послы Польши во Франции и в Великобритании, да и многие другие):
Ложь подобного размаха, неправдивое информирование, несообщение аж до самого конца о принятых решениях не начинать наступление на Германию в воздухе, а затем и на земле — всё это невозможно объяснить ничем. Столь неискреннее, да просто лживое, не считающееся ни с какими обязательствами отношение к Польше политических и военных властей Франции и Англии в сентябре — заслуживает лишь одного, достаточно точного определения: это была фелония — предательство союзника на поле боя.
Фелония? Ладно… Пусть и фелония, но ведь вовсе даже не филония, от слова «филонить»: пока там суд да Польша, Британский экспедиционный корпус с песнями пересёк Ла-Манш и вместе со своми французскими партнёрами теперь уже основательно приступил к мировой войне.
Сентябрь-октябрь 1939 года. Солдаты британской гвардии радостно проходят
по площадям и улицам Шербура
К сожалению, совсем уж обойтись без накладок и недоразумений у партнёров не получилось. Нет, грязное бельё у них, конечно, нашлось, и даже в немалом количестве, но идея развесить его на линии Зигфрида была встречена немцами прохладно. Хочешь не хочешь, да только сушить бельё англо-французским партнёрам пришлось на своей собственной «верёвке» — то есть на линии Мажино. И если насчёт самого существования линии Зигфрида ещё и были у англичан с французами, может, какие-то сомнения («If the Siegfried line's still there»), то насчёт существования и мощи линии Мажино — тут все сомнения прочь!
Строили, что называется, для себя: на века и на совесть. В этом воочию смог убедиться даже Его Величество Георг VI, который в декабре 1939 года лично всё там осмотрел и проверил.
Декабрь. Его Величество король Георг VI прибыл с государственным визитом
на совершенно неприступную линию Мажино
…Эта удивительная война наших западных партнёров вошла в историю под множеством издевательских названий: «drôle de guerre», «phoney war», «Sitzkrieg», «dziwna wojna» — «забавная война», «якобы война», «сидячая война», «странная война»…
Символом этой войны навсегда останется возмущённый ответ видного британского политика, государственного секретаря по авиации сэра Говарда Кингсли Вуда — ответ на предложение его соратника и однопартийца Леопольда Эмери что-то там в Германии побомбить: «Что вы, это невозможно. Это же частная собственность. Вы ещё попросите меня бомбить Рур!..»
В мировой войне ведь что главное? Чтобы никто-никто — а особенно американские партнёры, твёрдо заявившие тогда же о своём нейтралитете — чтобы никто из партнёров не смог упрекнуть тебя в нарушении основополагающих норм международного права (договора с Польшей не в счёт — какая ещё Польша?.. Польша разве партнёр?.. Польшу проехали).
Даже немцы оторопели. В дневнике Йозефа Геббельса читаем октябрьскую запись 1939 года:
…На Западном фронте настоящая идиллия. Каждый день предписанная доля артобстрела, и снова покой. Удивительнейшая война в истории. Мы-то были готовы к худшему…
Лукавит. Не были они тогда готовы к худшему. Ни одного немецкого танка не было тогда на Западном фронте. И вся их надежда была на линию Зигфрида да на благоразумие партнёров.
И партнёры их не подвели. А что, неплохая ведь песня получилась: «On ira pendre notre linge sur la ligne Siegfried. Pour laver le linge, voici le moment…» — «Мы развесим наше бельё на линии Зигфрида. Ведь теперь самый подходящий момент, чтобы постирать…»
Конец 1939 года. Партнёры у таблички с адресом британского премьер-министра.
Жарят что-нибудь, наверное…
Песни, конечно, дело хорошее, но для успешного ведения мировой войны одних лишь песен явно ведь недостаточно. Война — это, знаете ли, слишком серьёзная вещь, чтобы доверять её военным. И вот уже в конце ноября 1939 года французский парламент, озабоченный положением дел на фронтах, провёл дебаты насчёт дополнительного обеспечения фронтовиков крепкими напитками, а правительство даже создало специальную службу по организации их досуга. Чуть позже, уже в начале 1940 года, был подписан декрет об отмене налогов на игральные карты, поставляемые на фронт. Как, и этого вам мало?.. Ну, держитесь: после этого решили закупить для нужд действующей армии — страшно сказать! — аж десять тысяч футбольных мячей.
Оторопевшие было немцы очень быстро смекнули что к чему, немедленно подтянули к линии фронта мощные громкоговорители, и вот уже на позиции партнёров обрушились звуки красивой музыки. А в ответ благодарные слушатели кое-где вывешивали плакаты: «Не стреляйте! Мы не стреляем». Ну, и отлично: «Если вы не стреляете, то и мы не будем стрелять».
Целых восемь месяцев продолжалась эта «смешная война». С широкими улыбками по обе стороны Западного фронта, с красивой музыкой над позициями, с помощью селянам в уборке небывалого урожая винограда, с симпатичными и боевыми девушками — тоже по обе стороны, с футбольными матчами и с игральными картами, с крепкими напитками и с песнями: «A nous le beau linge blanc, les vieux mouchoirs et les chemises à Papa»…
«1939, Западный фронт», — гласит обращённая к противнику надпись на…
ну… на униформе немецкого солдата
…В самом-самом начале 1940 года доктор Геббельс сделал в своём дневнике такую запись:
…На Верхнем Рейне совершенно спокойно. Такова эта война. Французы на той стороне Рейна играют и поют английскую песню…
Трудно сказать, во что именно играли тогда французы на той стороне Рейна — так много на свете всяких игр, не правда ли? Но зато мы, кажется, догадываемся, о какой английской песне тут идёт речь: «Мы развесим наше бельё на линии Зигфрида, наше белое-пребелое красивое бельё, старые носовые платки и рубашки Папá…»
Какой, однако, печальный сюрприз…
Скормив Гитлеру Польшу и всячески демонстрируя на Западном фронте чудеса миролюбия, англичане с французами надеялись на то, что следующей жертвой их ненормального немецкого партнёра станет Советский Союз. Но логика тирана непредсказуема. В мае 1940 года, поднакопив сил и подвезя, наконец, на Западный фронт свои танки, бесноватый и неблагодарный фюрер, нарушив все основополагающие нормы международного права, внезапно прекратил трансляцию красивой музыки и перешёл к решительным действиям против оторопевших партнёров.
И ведь что сделал, подлец: изобразив, что он-де поверил восьмимесячным уверениям о якобы ведущейся с ним войне, и цинично наплевав на священное право частной собственности и на принцип нерушимости границ, этот ненормальный обошёл неприступную линию Мажино и за шесть недель превратил Францию из своего грозного противника в своего верного союзника.
«Мы развесим наше бельё на линии Зигфрида, наше белое-пребелое красивое бельё, старые носовые платки и рубашки Папá»…
Июнь 1940 года. Два немецких солдата и две француженки у знаменитого парижского кабаре «Мулен Руж»
Пока Франция выходила из войны, Британский экспедиционный корпус оказался прижатым к морским берегам. В Великобритании произошла смена правительства, и во избежание полного уничтожения или пленения было принято решение в спешном порядке переправить бойцов Корпуса через Ла-Манш — кого только можно, на чём только можно и сколько можно…
Эти солдаты уже переправились через Ла-МаншЧерез две недели после начала наступления, 24 мая 1940 года, непредсказуемый фюрер прислал в свои войска приказ, по поводу которого историки и теперь всё ещё расходятся во мнениях: бесноватый тиран неожиданно для всех остановил дальнейшее продвижение немецких танковых дивизий. Чтобы и духу их не было ближе чем за десять километров от Дюнкерка — французского портового городка, где в ожидании отправки на родину сгрудились многие десятки тысяч британских солдат…
В общем, то ли Гитлер, за десять километров до финиша, решил дать своим танкистам заслуженный отдых, то ли он потерял аппетит и сон при одной лишь мысли о сокрушительном контрнаступлении французов откуда-нибудь из-под Парижа, то ли ещё какие-то мысли его тогда посещали… Но, во всяком случае, в отсутствие немецких танков эвакуация британских солдат на родину прошла по-английски организованно, с привлечением кораблей флота, торговых судов, катеров, яхт и рыболовецких шхун, хотя немецкие партнёры и без танков мешали эвакуации как могли: в итоге британцы потеряли почти четверть своих плавсредств.
Помните, с каким удовольствием коллектив Рэя Вентуры исполнял песенку на слова Джимми Кеннеди и Поля Мизраки — сначала по-французски, а потом и по-английски? «On ira pendre notre linge sur la ligne Siegfried», помните?.. Теперь уж и торжествующим немцам захотелось попеть на ту же тему — вначале по-английски, а уж потом по-своему, по-немецки.
Отыгрались они на партнёрах в полной мере и в своей манере, под аккомпанемент рвущихся бомб и старинного прусского марша «Königgrätzer Marsch» — очевидно, в пику сентиментальной мелодии «Auld lang syne», что предваряла пение англо-французов.
Слушаем немцев в исполнении оркестра под управлением Ганса Штейнкопфа:
…Ja, mein Junge, das hast du dir gar zu leicht gedacht Mit dem großen Wäschetag am deutschen Rhein. Hast du dir auch deine Hosen richtig voll gemacht, Brauchst du gar nicht traurig sein. Bald seifen wir dich gründlich ein Von oben und von unter her. Wenn der deutsche Waschtag wird gewesen sein, Mensch, da brauchste keine Wäsche mehr. Sing dies Liedchen mit, wer es nur immer singen mag, Mit der zweiten Kriegsberichterkompanie Bis zum Wäschetag, ja bis zum Wäschetag In aller Herrgottsfrüh. Mein Mädel, schenk noch einmal ein Und tanzt und trinkt die Gläser leer. Denn wenn der große Waschtag wird gewesen sein Kehr ich heim, kehr ich heim übers Meer.
…А ты на что же рассчитывал, приятель?.. Ты думал, что тебе так легко сойдёт с рук постирушка на немецком Рейне?.. Ты уже успел наложить в штаны? Ну, не переживай, скоро мы отмоем их сверху донизу. И когда Немецкая Постирушка закончится, то тебе, дружище, никакая стирка уже больше не понадобится…
Май 1940 года. И для этих британских солдат Дюнкерк тоже позади.
В родном Дувре можно уже сменить бельё
Лето 1940 года. Весёлые молодые люди стоят у входа в парижский «Мулен Руж», измученные и хмурые британские парни сидят вповалку на набережной спасительного Дувра, довольные немцы покатываются со смеху, слушая по радио очень весомый немецкий ответ на бесшабашную английскую песенку о такой нетрудной и забавной стирке белья…
И никто из этих людей ещё не знает, что Самая Большая Стирка уже поджидала их за углом. Как там начинал Артур Аски свой вокальный номер? «Hello boys, sorry I'm late… Are we ready?»
Вашингтон на верёвке Зигфрида
Ненормальный немецкий партнёр англо-французов напал на Советский Союз ровно через год. Спустя ещё три года англичане во главе с примкнувшими к ним американцами сочли, наконец, возможным и оправданным вернуться на те нормандские берега, которые они были вынуждены когда-то в большой спешке покинуть.
И для всех стало очевидным, что наступила пора вспомнить также и песню о развешивании белья на линии Зигфрида. В сентябре 1944 года эту мысль хорошо выразил Майкл Карр, один из авторов песни, в интервью австралийской газете. Цитирую по сохранившемуся газетному тексту:
Прежде чем повальное увлечение песней «We're going to hang out our washing on the Siegfried line» закончилось вместе с коллапсом Франции в 1940 году, всего за восемь недель было распродано 150 тысяч её копий, и каждый из авторов, Майкл Карр и Джимми Кеннеди, получил за неё приблизительно по тысяче фунтов стерлингов. Карр заявил, что вполне можно бы было продать свыше миллиона копий, если бы не печальный поворот событий, который сделал из идеи этой песни одно лишь пустое хвастовство.
Печальный поворот событий… Это да. Это Майкл Карр верно подметил. «Но вам судьба — как видно, из каприза — ещё сюрприз преподнесла»… С интересом читаем дальше:
Сегодня, когда пять союзных армий прокладывают себе путь к Берлину, мистер Карр уверен, что эта песня могла бы достичь ещё больших продаж, чем прежде. И поскольку американцы ныне активно действуют именно вдоль линии Зигфрида, он ожидает прорыва также и на американский рынок, который в 1940 году показал своё полное безраличие.
И никакое не безразличие, а международно признанный нейтралитет: в 1940 году практичные американцы ещё не определились, против кого они будут — если вообще будут — воевать.
1944 год: хозяйственные американцы развешивают своё бельё на верёвке Зигфрида
Они определились с этим делом только лишь в декабре 1941 года, одновременно с разгромом немцев под Москвой. А в 1940 году о песне «We're going to hang out our washing on the Siegfried line» американские партнёры ничего даже и слышать не хотели… Читаем дальше:
Не то чтобы мистер Карр думает о песне лишь с точки зрения продаж и прибылей, вовсе нет. По его словам, лично для него эта песня является символом его собственной веры, непоколебимо пронесённой сквозь все тёмные дни, в окончательную победу союзников. Он подчёркивает это в припеве новой редакции песни, которую его издатель готовит к печати:
We said we'd hang out our washing on the Siegfried Line. Send us all your dirty washing, mother dear. We said we'd hang out our washing on the Siegfried Line. Now the washing day is here, Whether the weather was wet or fine, We just rubbed along, and sang a song. We said we'd hang out our washing on the Siegfried Line, And we weren't so darned well wrong.
«Мы сказали, что мы бы развесили наше бельё на линии Зигфрида…» Да, так гораздо удачнее смотрится: мы бы развесили… А то всё — собираемся, собираемся… Мы бы развесили — если разрешат!.. Да, в таком варианте смотрится гораздо лучше, да и вопросов никаких не возникает.
Впрочем, новый вариант как-то не прижился. Постепенно 1939 и 1940 годы растворились в голубой дымке времени, и очень многие из распевающих ныне эту песню — и с удовольствием распевающих! — едва ли даже и осознают, что в ней поётся вовсе не о стирке белого-пребелого красивого белья, старых носовых платков и рубашек Папá…
Июнь 2014 года. Празднование 70-летия высадки союзников в Нормандии. И снова звучит бессмертное:
«Мы собираемся развесить бельё на верёвке Зигфрида, ведь тут как раз затеяли большую стирку!..»
Вот написал эти слова, и подумалось: а ведь многие из поющих, боюсь, не осознают даже, что в ней вообще поётся о какой-то там стирке — пусть даже и в переносном смысле. Ведь люди поют со слуха так, как им слышится, а слышится им так, как предполагается услышать: у кого что болит, тот о том и говорит.
Удивительно, но в первой же строчке припева многие слышат нынче вовсе не «Hang out our washing on…», а гораздо более привычное и потому ожидаемое: «Hang out our Washington…» — «We're gonna hang out our Washington on the Siegfried Line…» Получается немного странно и даже с каким-то вызовом, правда?.. «Мы собираемся повесить наш Вашингтон на верёвке Зигфрида…» Но поют всё равно с большим удовольствием: повесить так повесить, Вашингтон так Вашингтон, на верёвке так на верёвке — поисковик, видавший и не такие виды, при необходимости всё равно ведь пошлёт всех любознательных в правильном направлении…
Звучат голоса из далёкого 1939 года:
На сайте Youtube прочитал короткий комментарий к одной из представленных здесь песен:
Robert Mallory Год назад
This is a history lesson disguised as a song.
Что ж, а ведь этот Роберт Мэллори прав… «Урок истории, замаскированный под песню.»
На этом, пожалуй, и закончим.
Валентин Антонов, октябрь 2015 года