Последнее воскресенье
1. «Компания двоечников»
Эта песня была написана в 1935 году в Польше. Первым её исполнителем был Мечислав Фогг, чей голос вы только что слышали. To ostatnia niedziela — Последнее воскресенье…
Teraz nie pora szukać wymówek — fakt, że skończyło się…
Теперь не время для упрёков — всё уже закончилось… В предвоенной Польше песня получила прозвище «танго самоубийц».
«… Главная цель — ослабление и разгром России…»
В воскресенье 17 сентября 1939 года, вступив на территорию Польши навстречу германскому вермахту, Советский Союз вступил во Вторую мировую войну.
Это утверждение очень многих выводит из себя. Почему же? Потому, что и до сих пор сентябрь 1939 года самым активным образом используется в психологической войне. Советский Союз одни представляют чем-то вроде «серого кардинала» Сатаны (интересно, какие у Сатаны бывают кардиналы…), а другие пытаются этому противостоять. И очень скоро в подобных дискуссиях начинается увлекательная игра в слова и термины.
Стараются украинские историки (ссылка):
Сталин и его соратники, заключая с Гитлером тайные соглашения в виде секретных протоколов, нарушали завещание руководителя, являвшегося для коммунистов авторитетом № 1, т. е. Владимира Ленина. Как известно, в ленинском Декрете о мире декларировалось, что большевистское правительство отвергает любую форму тайной дипломатии…
Вследствие договоренностей с нацистами СССР захватил значительную часть территории и населения тогдашнего Польского государства…
С точки зрения международного права это была откровенная агрессия, нарушавшая ряд международных договорённостей. Эти факты не перечеркнуть разговорами о «золотом» для Западной Украины сентябре 1939 года. Этот сентябрь был коричнево-красного цвета, а СССР находился на стороне нацистов…
Ссылка на Ленина, не устававшего повторять, что цель вполне оправдывает средства, — это круто. Историки наши, вероятно, не слышали о том, что, например, Договор о взаимопомощи, заключённый между Польшей и Великобританией всего через пару дней, 25 августа 1939 года, также имел в качестве неотъемлемой части и свой секретный протокол.
Ссылка на международное право в мировой войне и на нарушение международных договоренностей — это благородно. Годом ранее (и что — в полном соответствии с международным правом?) западные союзники Чехословакии отторгли у нее и передали Германии значительную часть территории и несколько миллионов населения. Одновременно «вследствие договоренностей с нацистами» (именно так! переговоры об этом велись с весны 1938 года, одновременно с разработкой в германском генеральном штабе плана по захвату Судет) сама Польша отторгла у Чехословакии Тешинскую область.
У Советского Союза был с Польшей договор о ненападении, это правда. Но у её западных гарантов были с Польшей договоры аж о военном союзе: не долее чем через полмесяца после нападения Германии союзники Польши были обязаны напасть на Германию с запада! Они и «напали»… Эта их война, которую тут же окрестили «странной войной», завершилась к лету следующего года, когда уже сама Франция была в короткий срок разгромлена, а англичанам было позволено спастись бегством на свои острова.
Украинским «историкам» от пропаганды особенно нелегко, ведь в результате этой самой агрессии именно Украина имеет сейчас «значительную часть территории и населения тогдашнего Польского государства». Но — но ведь для истинного европейца и демократа правда превыше всего? Безусловно!
Но ведь стараются даже российские историки (Н. С. Лебедева, «Четвёртый раздел Польши и катынская трагедия»):
Введя без объявления войны части Красной Армии на территорию Польши, санкционируя боевые действия против её армии, сталинское руководство тем самым нарушило: договор о мире с этой страной, подписанный 18 марта 1921 г. в Риге; протокол от 9 февраля 1929 г. о досрочном введении в силу пакта Бриана-Келлога, запрещающего использование войны как инструмента национальной политики; конвенцию об определении агрессии 1933 г.; договор о ненападении между СССР и Польшей от 25 июля 1932 г. и протокол, продлевавший действие этого договора до 1945 г.; совместное коммюнике, опубликованное польским и советским правительствами в Москве 26 ноября 1938 г., в котором вновь подтверждалось, что основой мирных отношений между двумя странами является договор о ненападении 1932 г. Тем самым правящие круги СССР начали не только агрессивную войну, но войну в нарушение договоров и международных соглашений. И то и другое в соответствии со статьёй 6 Устава Нюрнбергского трибунала является преступлением против мира…
Итак, вступив в мировую войну, Советский Союз нарушил протокол 1929 года, запрещавший вступать в мировую войну. Это непростительно. Более того, действия Советского Союза отлично подпадают под определения 1933 года. Безобразие. А ссылка на коммюнике 1938 года и на основы мирных отношений между двумя странами — это мило. Особенно если учесть, что подписание этого совместного коммюнике было инициировано польской стороной после того, как СССР пригрозил разорвать договор о ненападении в ответ на участие Польши совместно с Германией в противоправном расчленении Чехословакии. Особенно если учесть, что именно в 1938 году Польша все свои основные военные планы разрабатывала против СССР и что несколько ранее именно польский министр иностранных дел Юзеф Бек обсуждал с Герингом «совместный марш на Москву», в результате чего «Украина станет сферой польского влияния».
Особенно если учесть, что в декабре того же 1938 года, когда на упомянутом историком коммюнике только-только высохли чернила, в докладе разведывательного управления генштаба польской армии появилась такая вот миролюбивая и, разумеется, полностью согласующаяся с международным правом фраза (Z dziejów stosunków polsko-radzieckich. Studia i materiały. T.III. Warszawa, 1968, s. 262, 287):
Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке… Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто именно будет принимать участие в этом разделе. В этот замечательный исторический момент Польша не должна остаться пассивной. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно…
Главная цель — ослабление и разгром России…
А в конце января 1939 года, беседуя с приехавшим в Варшаву рейхсминистром Риббентропом (тогда ещё германские тучи над Польшей только лишь начали сгущаться), его польский коллега Юзеф Бек «не скрывал, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Чёрному морю» (согласно сохранившейся записи этой беседы).
Кто в Варшаве гость и кто хозяин?.. Юзеф Бек (на снимке он справа) принимает
своего германского коллегу Иоахима Риббентропа
А ещё можно вспомнить польско-румынский договор, открыто направленный против СССР.
Как хорошо быть научным сотрудником Института всеобщей истории РАН…
В предвоенный период Польша отнюдь не была «невинной овечкой», как могло бы показаться из приведённой выше филиппики научного сотрудника. Руководящие круги тогдашней Польши грезили идеей великодержавности и отнюдь не скрывали территориальных претензий практически ко всем своим соседям. Мы часто забываем о том, что упомянутый научным сотрудником Рижский мирный договор был подписан Советской Россией вынужденно, по факту проигранной советско-польской войны, и Польша воспользовалась этим для такого расширения своей территории на восток, которое являлось несправедливым даже с точки зрения английского министра иностранных дел лорда Керзона — ярого противника России. Ведь не секрет, что на приписанных к Польше по Рижскому договору территориях (восточнее «линии Керзона») собственно польское население всегда составляло меньшинство.
А вот что писал о Польше Уинстон Черчилль — тоже отнюдь не друг Сталина и СССР, всю свою жизнь боровшийся с большевизмом, яркий представитель традиционного британского истеблишмента, но, однако, незаурядная личность и крупный политик. Из его книги «Вторая мировая война»:

… Героические черты характера польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания. В 1919 году это была страна, которую победа союзников после многих поколений раздела и рабства превратила в независимую республику и одну из главных европейских держав. Теперь, в 1938 году, из-за такого незначительного вопроса, как Тешин, поляки порвали со всеми своими друзьями во Франции, в Англии и в США, которые вернули их к единой национальной жизни и в помощи которых они должны были скоро так сильно нуждаться. Мы увидели, как теперь, пока на них падал отблеск могущества Германии, они поспешили захватить свою долю при разграблении и разорении Чехословакии. В момент кризиса для английского и французского послов были закрыты все двери. Их не допускали даже к польскому министру иностранных дел.
Нужно считать тайной и трагедией европейской истории тот факт, что народ, способный на любой героизм, отдельные представители которого талантливы, доблестны, обаятельны, постоянно проявляет такие огромные недостатки почти во всех аспектах своей государственной жизни. Слава в периоды мятежей и горя; гнусность и позор в периоды триумфа. Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных! И все же всегда существовали две Польши: одна из них боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости…
Упоминая тут аннексию Тешинской области Чехословакии, проведённую Польшей одновременно с аннексией Германией Судетской области, в тесной кооперации поляков с немцами и словно бы в тени Мюнхенских соглашений нацистов с Англией и Францией, Черчилль использует термин «незначительный вопрос». Вопрос этот и вправду покажется незначительным, если сравнивать величину Судет и Тешина. Но для Польши аннексия Тешина означала, между прочим, почти удвоение собственного производства чугуна и стали — вот она, «своя доля при разграблении и разорении Чехословакии».
«Сталинское руководство нарушило»… «Начали агрессивную войну»… «В нарушение договоров и международных соглашений»… «В соответствии со статьёй 6 Устава Нюрнбергского трибунала»… «Является преступлением против мира»…
Впечатление такое, «словно бы в истории орудовала компания двоечников» (по образному выражению Ильи Мельникова, учителя истории из фильма «Доживём до понедельника»)…
А вот Юзеф Бек уже вроде как и сам в гостях
В сентябре 1939 года никто ещё толком не понимал, что именно произошло. Это потом уже, задним числом, мировая война рассыплется в умах историков на театры военных действий (ТВД), разнесённые в пространстве и во времени: Западноевропейский ТВД, Средиземноморский ТВД, Тихоокеанский ТВД, Африканский ТВД… Восточноевропейский театр военных действий начался с Польши и был в сентябре 1939 года единственным — война и начиналась с него. Безумие начиналась робко, осторожно, почти в белых перчатках, а закончилось оно — сожжением стариков, детей и женщин Дрездена и Хиросимы.
Если мы видим, что историки оценивают какие-то события в терминах и понятиях, появившихся значительно позднее, то можно быть совершенно уверенным: это не историки. Это пропагандисты.
Польский генштаб, в 1939 году обративший, наконец, своё внимание на угрозу с запада, все свои планы по отражению германского вторжения строил на договорных обязательствах Франции атаковать Германию своими главными силами не позднее чем на 15 день после мобилизации, а также на обязательствах Англии начать воздушные бомбардировки территории агрессора. Вот такие были эти польские планы:
1. Немедленный и решительный отпор каждой форме агрессии, как косвенной, так и прямой.
2. Доведение до немедленного и автоматического выступления западных государств с момента начала военных действий и, таким образом, с самого начала превращение польско-германской войны в войну Германии с коалицией западных государств и Польши. Только при этих условиях можно ожидать полной и окончательной победы.
Не выполнив принятых на себя «международных договорённостей», западные союзники Польши нанесли ей удар в спину. Когда через 17 дней навстречу вермахту двинулись советские войска, польская армия была уже разгромлена, а государственная машина развалилась: поздним вечером 17 сентября польское правительство и военное руководство спешно покинули свою страну и остатки войск — с целью укрыться у предавших их союзников.
Вот теперь и скажите: отдав Гитлеру Чехословакию в марте 1939 года и Польшу в сентябре того же года, нарушив при этом всевозможные нормы международного права, — чьим союзником были тогда Франция и Англия? Не на словах, а на деле?
А я отвечу, чьим они были союзником. Не Гитлера, нет. Они были своими собственными союзниками, они действовали в своих собственных интересах — так, как они эти интересы тогда понимали. Они всеми силами старались отодвинуть военную угрозу от своих собственных народов (и их народы, кстати, вполне поддерживали в этом свои правительства).
Антигитлеровская коалиция сложилась значительно позднее, чем вообще в 1939 году. А тогда, в условиях рушившегося международного права, в условиях неоднократно продемонстрированного и полного бессилия Лиги Наций и «мирового сообщества», каждый был сам за себя.
Ведь что такое политика двойных стандартов? Это как раз и есть демонстрация приоритета своих собственных интересов над всяким международным правом. Это — политика силы.
СССР вовсе не был союзником Гитлера. Он совершенно так же действовал исключительно в своих собственных интересах, правильно понимая, что главной целью его будущих союзников было в то время — любой ценой направить Гитлера на Восток, подальше от Запада.
Вдобавок к этому у СССР, как мы видели, не было никаких оснований считать Польшу сколько-нибудь дружественным государством. Именно Польша все 20-е и 30-е годы была антисоветским (и антирусским) форпостом Запада, именно с её территории совершались многочисленные рейды боевиков на территорию СССР, именно польское руководство всегда было настроено крайне враждебно по отношению к СССР, именно Польша осенью 1938 года блокировала всякую помощь, которую СССР мог бы оказать Чехословакии в её сопротивлении германскому вторжению. И Черчилль вполне справедливо констатировал в своей книге:
… Все эти годы Польша была авангардом антибольшевизма… Советское правительство было уверено, что Польша его ненавидит, а также что Польша не способна противостоять натиску немцев…
Предают не враги. Предают — друзья…
«… Вести переговоры весьма медленно…»
Russland trotzt der Entente!.. — России не быть под Антантой!.. Поразительной силы немецкая песня в страстном исполнении Эрнста Буша.
Песня хоть и немецкая, но текст в её основе — русский. Владимир Маяковский написал свой «Левый марш» в 1918 году. Через два года польская армия ненадолго захватит Киев, а затем войска Тухачевского будут разгромлены под Варшавой. И наступит Рижский мир…
А через двадцать лет будут написаны такие слова: «Главная цель — ослабление и разгром России»…
Пусть, оскалясь короной, вздымает британский лев вой — Коммуне не быть покорённой! Левой! Левой! Левой!..
За две недели до начала войны в Москве проходили переговоры между делегациями СССР, Англии и Франции об антигитлеровском военном союзе. Руководитель советской делегации маршал Ворошилов прямо-таки загнал тогда своих западных коллег в тупик одним простым вопросом:
… Советский Союз, как известно, не имеет общей границы ни с Англией, ни с Францией. Поэтому наше участие в войне возможно только на территории соседних с нами государств, в частности Польши… Предполагают ли генеральные штабы Великобритании и Франции, что советские сухопутные войска будут пропущены на польскую территорию для того, чтобы непосредственно соприкоснуться с противником, если он нападёт на Польшу?..

Маршал Рыдз-Смиглы и генерал Бортновский
полюбовно разделили с немцами Чехословакию:
вам-де — Судеты, а нам — Тешинскую область
И вы знаете, какой ответ на это был получен? Что Польша — это-де суверенное государство и потому вам, СССР, надо бы спрашивать непосредственно у неё, но раз вы так настаиваете, то мы можем снестись с Лондоном и Парижем…
Снеслись. Устами своего посла в Париже польский министр иностранных дел Бек заявил, что Польша «никогда не позволит русским войскам занять те территории, которые мы у них забрали в 1921 году».
Ну, и с Варшавой, конечно, тоже снеслись. Главнокомандующий польской армией маршал Рыдз-Смиглы гордо ответил: «Независимо от последствий — ни одного дюйма польской территории никогда не будет разрешено занять русским войскам».
(Хоть плачь, хоть смейся, но история повторяется. Вспомнились недавние слова современного чешского политика о том же самом: никогда больше ни одному русскому солдату не будет позволено даже вступить на территорию Чехии…).
И в Лондоне, и в Париже эту позицию Польши («с немцами мы рискуем потерять свою свободу, с русскими мы потеряем свою душу») прекрасно знали. И в Берлине её тоже знали. Немецкий посол в Москве Шуленбург ещё 10 августа сообщал в Берлин о беседе, состоявшейся между послами Италии (Россо) и Польши (Гжибовский). Был затронут вопрос антигитлеровского военного союза между Великобританией, Францией и СССР:
… Итальянский посол заявил, что, по его мнению, начинающиеся в настоящее время переговоры между военными лишь тогда могут привести к конкретному результату, когда Польша в той или иной форме примет в них участие или, по крайней мере, заявит о своём согласии принять советскую вооружённую помощь. Польский посол ответил на это, что в позиции Польши по отношению к переговорам о пакте ничего не изменилось. Польша ни в коем случае не потерпит того, чтобы советские войска вступили на её территорию или даже только проследовали через неё. На замечание итальянского посла о том, что это, вероятно, не относится к советским самолётам, польский посол заявил, что Польша ни в коем случае не предоставит аэродромы в распоряжение советской авиации…
Итак, Советскому Союзу предлагалось немедленно заключить направленный против Германии военный договор и безучастно наблюдать, когда и как, после вполне вероятного разгрома Польши, вермахт окажется в полусотне километров от Минска и войдёт в непосредственное соприкосновение с Красной Армией, враждебной ему по этому самому договору. При этом никаких конкретных обещаний относительно своей военной помощи будущие союзники не давали (проводимая ими в то время «политика умиротворения агрессора», как её теперь называют, сводилась к той простой мысли, что воевать должны все кто угодно, только не они сами). При этом руководитель британской делегации Дрэкс высказал своё мнение так: «Если Польша и Румыния не потребуют помощи от СССР, они в скором времени станут простыми немецкими провинциями, и тогда СССР решит, как с ними поступить…».
А что еще мог сказать адмирал Дрэкс, имея на руках такие вот инструкции из Лондона:
… Вести переговоры весьма медленно. Миссия должна соблюдать наибольшую сдержанность там, где высказываемые ею соображения способны раскрыть франко-британские намерения…
… В вопросе заключения военного соглашения следует стремиться к тому, чтобы ограничиться, насколько возможно, общими формулировками и согласовать что-то вроде декларации политического характера…
… Если русские предложат, чтобы английское и французское правительства обратились к Польше, Румынии или прибалтийским государствам с предложениями, влекущими за собой сотрудничество с советским правительством или русским генеральным штабом, делегация не должна брать на себя какие-либо обязательства, а должна обращаться в Лондон…
… Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при любых обстоятельствах…
Кстати говоря, ещё раз о Польше. Польские и прочие украинские «историки» напрасно заламывают руки, говоря о безнравственной политике Сталина в августе 1939 года. Эта политика один к одному повторяла то, что сама Польша продемонстрировала годом ранее, и в основе такой политики лежало безнравственное, трусливое, цинично ломавшее все представления о международном праве поведение западных держав, которые думали тогда лишь о своих собственных интересах. Да вот посудите сами. Предоставим слово тому поляку, который непосредственно принимал тогда решения. Не кто иной, как маршал Польши Эдвард Рыдз-Смиглы, оглядываясь назад, написал следующее (ссылка):

приветствует итальянского дуче Муссолини
Основной причиной того, что Польша не поддержала активно Чехословакию в вопросе о Судетах, была позиция западных держав. Польша прекрасно понимала, что как Франция, так и Англия ни материально и ни психологически не были подготовлены к войне и что они любой ценой будут стараться войны избежать. Конечно, Франция охотно втянула бы Польшу в войну с целью защиты Чехословакии, но сама она — несмотря на связывавший её с чехами союз — вовсе не торопилась поддержать Прагу с оружием в руках. Всё поэтому говорило о том, что если бы Польша осенью 1938 года выступила на стороне Чехословакии, то западные державы вместо действенной помощи одарили бы нас похвалами, а в случае войны заняли бы выжидательную позицию зрителя. Поведение Франции в Мюнхене подтверждает этот прогноз в высшей степени…
Польша была готова предпринять совместную акцию против Германии, дважды она сама предлагала превентивную войну — но она не могла и не хотела становиться жертвой, на примере которой западные державы получали бы лишь представление о военной мощи Германии и о ненасытных амбициях Гитлера. Оставалось только ждать, пока Англия и Франция пробудятся, наконец, к действиям…
В 1938 и в 1939 годах Советский Союз неоднократно предлагал совершенно конкретные меры с целью остановить эскалацию агрессии. В сентябре 1938 года несколько десятков советских дивизий были готовы выступить на защиту Чехословакии — это предложение было с презрением отвергнуто и Францией, и Англией, и той же Польшей. В марте 1939 года, сразу после полного захвата Чехии силами вермахта, СССР предложил немедленно созвать совещание шести держав с целью организации отпора. Предложение было спущено на тормозах. В апреле 1939 года Советский Союз выдвинул официальное предложение о создании единого фронта взаимопомощи между Великобританией, Францией и СССР с целью гарантировать неприкосновенность границ «малых» стран Центральной и Восточной Европы. Спущено на тормозах. «Малые» страны и слышать ничего не хотели ни о каких гарантиях со стороны СССР. Черчилль в своей книге так охарактеризовал гордую позицию пресловутых «малых» стран:
Польша, Румыния, Финляндия и три прибалтийских государства не знали, чего они больше страшились — германской агрессии или русского спасения… Финляндия и Эстония даже утверждали, что они будут рассматривать как акт агрессии гарантию, которая будет дана им без их согласия. В тот же день, 31 мая, Эстония и Латвия подписали с Германией пакты о ненападении…
Словно подчёркивая своё отношение к переговорам с СССР, в июне Великобритания сочла для себя возможным направить в Москву всего лишь второстепенного чиновника министерства иностранных дел. Собственно говоря, и на переговорах в августе английскую делегацию возглавлял упомянутый выше адмирал Дрэкс, у которого даже не было при себе письменных полномочий на ведение переговоров… Оправдываясь и за это, и за отсутствие у британской делегации каких-либо конкретных планов на случай германской агрессии, Дрэкс ссылался на то, что делегация выехала в Москву в крайней спешке.

импульсивный Гитлер доставлял немало хлопот
Но вот что такое спешка по-британски. Советский Союз предложил начать московские переговоры с 23 июля. Британия согласилась на переговоры только 31 июля, и советский посол в Англии советовал Дрэксу поторопиться и как можно быстрее, самолетом, вылететь в Москву. Но лишь 5 августа адмирал Дрэкс отправился, наконец, на переговоры… на борту неторопливого грузо-пассажирского парохода.
«Вести переговоры весьма медленно»… Почему? Почему не желали «принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать руки при любых обстоятельствах»? Не потому ли, что всё ещё не теряли надежды договориться с Германией за счёт СССР?
В условиях, когда в те же самые дни на Дальнем Востоке разгорался вооружённый конфликт с японской армией, когда Советскому Союзу реально угрожала перспектива войны на два фронта, Сталин, руководствуясь лишь интересами своей собственной страны и вполне понимая желание будущих союзников (а пока что — гораздо более противников, чем союзников) столкнуть его с Германией, решил не рисковать: 21 августа переговоры с Англией и Францией были прерваны, а 23 августа СССР принял предложение Германии заключить с ней договор о взаимном ненападении.
Выбор у Сталина был невелик: либо в условиях исчезновения Польши (а в этом не сомневались даже её западные союзники!) выйти на «линию Керзона» (в своё время рекомендованную ими же как вполне справедливую!) и вернуть территории, которые населяли, в основном, украинцы и белоруссы и которые были отторгнуты у России по итогам советско-польской войны 1920 года, либо… либо молчаливо отдать те же самые территории гитлеровской Германии и при этом де-факто немедленно оказаться в состоянии войны с нею и, вполне возможно, с Японией, да ещё и безропотно допустив при этом вермахт на юго-запад Украины, к Минску и, вполне возможно, к Ленинграду (прогерманские настроения в Прибалтике были слишком хорошо известны!).
Сознавая ответственность перед своим собственным народом, Сталин в августе 1939 года совершил резкий тактический поворот во внешней политике СССР, пойдя на заключение пакта о ненападении с гитлеровской Германией. Этот его шаг противоречил всей многолетней антинацистской направленности советской пропаганды и внутри страны мог быть воспринят (да и был воспринят) с недоумением. Политическое легкомыслие вообще было Сталину несвойственно, и если он всё-таки пошёл на этот шаг, то это лишний раз свидетельствует, насколько серьёзно он оценивал тогда положение СССР.
Снова предоставим слово Уинстону Черчиллю — одному из основателей будущей антигитлеровской коалиции. Оценивая заключённый между Советским Союзом и Германией пакт о ненападении, он писал впоследствии:
Невозможно сказать, кому он внушал большее отвращение — Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным. Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав. Гитлер следовал своему методу «поодиночке». Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет.
В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских калёным железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, ещё не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчётливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной…
Сам факт лихорадочных переговоров о военных союзах и блоках говорил о том, что международное право уступило уже своё место праву сильного: никто и не сомневался тогда, что остановить Германию международное право было уже не в состоянии. Так был ли у СССР в этом случае вообще выбор? И если был, то выбор между чем: между своими интересами и интересами франко-британскими?..
Вот они, голубчики. Основоположники, так сказать… Выбиты в бронзе на века
Следующую фразу нужно произносить непременно капризным тоном: «Эгоист — это тот, кто себя любит больше, чем меня!». Собственно, капризным тоном эта фраза до сих пор и произносится…
В воскресенье 17 сентября 1939 года, преследуя исключительно свои собственные интересы, Советский Союз вступил во Вторую мировую войну.
Валентин Антонов, май 2008 года
Вторая часть — «Кабы нам не припёрло…»
Третья часть — «Совместный парад»