Одним из самых значительных событий в отечественной кинематографии 90-х годов явилась серия коротеньких, в минуту-полторы каждый, рекламных роликов, которые по заказу банка «Империал» сделал режиссёр Бекмамбетов.
В сущности, это никакая не реклама, а именно что микрометражные художественные фильмы, выполненные на высочайшем профессиональном уровне и в своём роде уникальные. Их помнят и будут помнить, потому что это классика. Один из этих роликов, «Конрад III», читатели нашего журнала могли видеть в статье «Женская верность», и сегодняшний наш рассказ о польском короле Яне Собеском мы также начнём с кинозарисовки Тимура Бекмамбетова:
«Лев Лехистана», как его прозвали турки, Ян Собеский родился примерно в то же самое время, когда в Париже молодой гасконец д'Артаньян вместе со своими друзьями-мушкетёрами спасал честь французской королевы Анны Австрийской. Вообще, д'Артаньян мог бы даже быть отцом Яна Собеского (во избежание недоразумений: я вовсе не утверждаю этого со всей категоричностью… да и каким же чудом, в самом деле? Собеский ведь родился на Львовщине — но украинцем, во всяком случае, он точно не был).
Как бы то ни было, 45 лет спустя именно Франция Людовика XIV всеми правдами и неправдами старалась протолкнуть Яна Собеского на польский престол. И протолкнула. Это произошло в 1674 году, но ещё раньше, в возрасте 26 лет, он, как говорится, с первого взгляда влюбился в Марию, юную дочь французского маркиза, тогда совсем ещё девочку, и пронёс эту свою любовь через всю жизнь. Они поженятся, поженятся по любви, но не сразу: в 17 лет Марию продадут замуж за богатого и знатного польского аристократа Яна Замойского, развратника и пьяницу. Этот её брак продлится долгих семь лет, и принесёт он несчастной Марии не только разлуку с любимым, но и «французскую» болезнь, полученную ею от её собственного мужа. Всего лишь месяц спустя после его смерти Мария, будущая королева Польши, тайно стала женой будущего польского короля.
Официально они поженились ещё спустя два месяца, в июле 1665 года. В историю литературы вошли его многочисленные письма к своей «Марысеньке», написанные им, чаще всего, в походных условиях и в тоске по любимой. Вот, например, его письмо от 10 ноября того же года (здесь и далее все переводы с польского выполнены мною):
Единственная души и сердца любовь, всякая на свете отрада, прелестнейшая и самая милая Марысенька, госпожа и благодетельница моя!
Живя самой несчастной на этом свете жизнью, я от печали уж и писать-то едва могу — ибо какое большее несчастье могло бы меня постигнуть, чем, дождавшись сверх всякого вероятия и надежды того единственного счастья, которого я желал для себя, лишиться его почти в мгновение ока? Кто бы мог себе вообразить, чтоб было возможно один-единственный день видеть прелестнейшую мою Зореньку, — и потом уже не день, не неделю, не месяц, но уже полгода длится это несчастье!..
Итак, при моральной и материальной поддержке Франции Ян Собеский был в 1674 году избран польским королём, а его французская Марысенька стала королевой Польши. Подобное ведь иногда случается и в наши дни, не правда ли? Только разве что «французы» теперь вовсе не французы, да и проталкивают нынче не в короли, а в президенты.
Впрочем, аналогия эта не простирается слишком далеко, потому что Ян Собеский оставил после себя очень добрую память. При этом короле Польша в последний раз пережила взлёт в качестве сильной региональной державы, но дело даже и не в этом. В молодости Ян Собеский получил прекрасное образование, собрал очень неплохую библиотеку, он владел несколькими иностранными языками, живо интересовался литературой, живописью, наукой, переписывался с Лейбницем, покровительствовал многим талантам — архитекторам, философам, астрономам, математикам, был даже почетным членом первого в мире географического общества — «Accademia cosmografica degli argonauti». Но самое главное — Ян Собеский остался в памяти народной человеком благородным и — как бы это сказать? — неподлым.
Естественно, Ян Собеский стал героем множества исторических анекдотов, один из которых мы только что видели в ролике Тимура Бекмамбетова — там Ян Собеский показан в 1693 году, за три года до смерти. А вот история, пересказанная Валентином Пикулем в его зарисовке «Вечный мир» Яна Собеского», относится к осени 1660 года, когда Собеский ещё не был королём и даже не был ещё женат на своей Марысеньке. Совсем немного лет прошло, как запорожцы присягнули московскому царю, но той осенью, оказавшись в окружении, 18-летний сын Богдана Хмельницкого Юрий, перед лицом массового дезертирства своих воинов и под нажимом своих коллег-атаманов, предпочёл быстренько сдаться полякам, переприсягнуть уже польскому королю и повернуть оружие против своего недавнего русского союзника Василия Шереметева. Одним из четырёх польских военачальников, подписавших от имени Польши соответствующую бумагу, был молодой тогда Ян Собеский. Читаем у Пикуля:
… Против него [Яна Собеского — В. А.] отважно сражался киевский воевода Василий Шереметев, о доблести которого знали в Париже и Вене. Когда же ляхи предательски выдали его татарам, один лишь Собеский, благородно-возмущённый, вступился за своего противника:
— Нельзя делать того! Я сейчас подниму свои хорунжи, весь регимент приведу в лагерь князя Барятинского, вместе с русскими врежусь в татар, дабы избавить Шереметева от плена!
Из рук коронного хорунжего выбили саблю:
— Стоит ли твоя слава жизни одного москаля? Эй, хлопы, не спите! Налейте ему еще одну кулявку…
Оказавшись в безвыходном положении, Шереметев заключил в Чуднове с поляками тяжёлый для России мир. Василий Шереметев был выдан крымским татарам и провёл в плену 21 год, пережив и свою жену, и своего сына. Он вернулся на родину старым и больным человеком и вскоре умер — в апреле 1682 года. А через полтора года после смерти Василия Шереметева настал, наконец, звёздный час его горячего и благородного противника, теперь уже короля — Яна Собеского.
Предыстория осени 1683 года начинается тремя столетиями ранее: в 1389 году турки разгромили сербов на Косовом поле, положив начало своей экспансии в Европу.
Косовская битва имела далеко идущие последствия: если сербы, потеряв независимость, остались христианами, то их православные соседи албанцы были обращены в ислам, и к концу XVII века стали постепенно вытеснять сербов из Косова (рукопись Дечанского монастыря: «Года 1690 была война великая и грабёж по всей сербской земле. Лютый страх и несчастье тогда были: матерей разлучали от детей, и от отца — сына, молодых забирали в рабство, а старых резали и душили. Тогда люди призывали смерть, а не жизнь»).
Во второй половине XVII века турки начали систематическое наступление на Центральную Европу, и их основной мишенью стала тогда Священная Римская империя Габсбургов со столицей в Вене. В 1683 году колоссальная для той поры турецкая армия начала осаду Вены. Угроза мусульманского нашествия нависла над всей Европой.
Приступая к осаде Вены, командовавший турками великий визирь Кара Мустафа (слева вы видите его портрет) был уверен в том, что столица Габсбургов непременно падёт: его не менее чем стотысячной армии противостояли 11 тысяч солдат и 5 тысяч добровольцев, и за полтора месяца осады численность защитников города сократилась втрое.
Вена только-только успела придти в себя после Великой бубонной чумы 1679/80 года, унесшей десятки тысяч жизней. Ещё бродил по её улицам некий беспробудный пьяница — тот самый «милый Августин» из песенки. И вот теперь на город свалилась новая беда…
Кара Мустафа недвусмысленно обрисовал горожанам, что именно ждёт их в случае сопротивления: «… Вы будете вырезаны, ваши дома будут разграблены, а ваши дети пойдут в полон». Император Леопольд I Габсбург покинул столицу, турецкие сапёры методично делали свою подрывную работу, ряды защитников Вены таяли, но венцы продолжали храбро защищаться, надеясь на чудо…
Собственно говоря, выбор у императора Леопольда был невелик: некоторое количество войск можно было собрать по немецким княжествам, но главная его надежда была на польского короля Яна Собеского, которому уже приходилось, и весьма успешно, противостоять туркам. Давайте посмотрим, как дальнейшее описано знаменитым польским юмористом Стефаном Вехецким (Вехом) в его рассказе «Как Собеский «сделал» императора»:
… С этим венским походом, понимаешь, было так… Король Собеский как раз дорогу под Вилановом деревцами обсаживал, когда приехали к нему австрийские фрицы и давай перед ним ползать на коленках и просить, чтобы ехал он под Вену, потому как турки невозможного жару им дают и в котёл их взяли под самой столицей. Король отставил деревце под стену, посмотрел на фрицев, как на сумасшедших, и говорит:
— А холера же мне до того, что вас мочат — что я с вами, под ёжика стрижеными, детей крестил или что, чтоб мне ради ваших прекрасных глаз крестьянскую забаву бросить и тащиться на другой конец света? А вот как турки Каменец у Вишневецкого отбирали — вы помогли ему, что ли? Пошли же вон, не нервируйте короля-рыцаря! Довольно я уж побыл твердыней христианства, хочется мне немного и в дачниках посидеть.
Но фрицы, известные пройдохи, с колен встали, портки от земли отряхнули и говорят — словно бы между прочим:
— Ну, ладно, нет так нет, пускай там турецкий султан и дальше по гарему ходит, 365 жён по спинкам похлопывает да хиханьки-хаханьки себе строит, что-де таких собеских «три на кило у него выходит», что-де твердыня та липовая и что, одним словом, король потому не хочет под Вену ехать, что мандраж ощущает.
Дал Собеский себя провести, обругал султана, австрияков, устроил в доме такое пекло, что аж стёкла звенели, но потом, в конце концов, сел в поезд и поехал в Варшаву, в Генеральный штаб. Приказал объявить мобилизацию, и айда под Вену…
Вот так и появляются исторические анекдоты. Вот и верь после этого им. Хотя… кто знает? Что-то в этом есть, пусть и без поезда с Генеральном штабом. Турки подошли к Вене 14 июля, а уже 16 июля посланец от Леопольда был в Варшаве, и через два дня весь королевский двор направился в Краков — место сбора войск. Ян Собеский энергично провёл мобилизацию, несмотря на все трудности и с тогдашней польской демократией, и с финансированием военного похода: разумеется, Леопольд помог с деньгами, но королю и самому даже пришлось внести около полумиллиона злотых.
Через полтора месяца, 3 сентября 1683 года, Ян Собеский принял командование над объединёнными христианскими силами — австрийцами, саксонцами, баварцами, швабами, франконцами, поляками, белорусами, литовцами, украинскими и русскими казаками… На поле битвы, которая состоялась 12 сентября под Веной, союзные войска имели, вероятно, небольшое преимущество. В ходе битвы блестяще проявила себя польская кавалерия. В течение полусуток турецкая армия была полностью рассеяна и бежала, потери турок составили до 15 тысяч человек (многие их больные и раненые были безжалостно зарублены), союзники потеряли до 4 тысяч человек. Сам великий визирь Кара Мустафа спасся бегством (ненадолго спасся: в конце декабря по приказу султана его удавили специальным шнурком). Столица Габсбургов была освобождена, триумф наступил полный: после разгрома в Венской битве дальнейшей экспансии Османской империи в Европу был положен конец.
На следующий день, 13 сентября, Ян Собеский в палатке великого визиря писал своей Марысеньке подробное письмо:
… Прибегали тогда ко мне князья, баварский курфюрст, Вальдек, обнимая меня за шею и целуя в губы, а генералы в руку и в ноги; что уж о солдатах говорить! Офицеры и все полки кавалерии и пехоты кричали: «Ach, unzer brawe Kenik!» [«Ах, наш храбрый король!» — В. А.]. Слушали меня так, как никогда наши. Что там говорить: сегодня утром князья Лотарингский, Саксонский (мне не довелось увидеться с ними вчера…); что уж комендант местный Штаремберк! Всё это меня целовало, обхватывало, своим Освободителем называло… Из простых людей одни целовали мне руки, ноги, одежду, другие лишь прикасались ко мне, восклицая: «Ах, эту руку, столь доблестную, поцеловать!». Хотели было все кричать «виват!», но я заметил, что боялись они офицеров и старших своих. Одна кучка, преодолев страх, не выдержала и закричала: «Виват!», но было заметно, что посмотрели на это криво; поэтому, едва отобедав у коменданта, я выехал из города в лагерь, а горожане, взмахивая руками, проводили меня аж до ворот. Вижу, что и комендант с местным магистратом кривятся, ибо когда они меня приветствовали, то он их мне даже и не представил. Князья уехали, и император прислал о себе известие, что находится в миле отсюда…
Победа, как известно, никогда не бывает сиротой. Итальянцы, сербы, португальцы, испанцы — с восторгом, благодарностью и надеждой отзывались о польском короле: «Ян Непобедимый», «король королей», «благочестивый Геркулес», «коронованный Марс», «божественный король». Но вот, скажем, для австрийцев, немцев и венгров и в наши дни главным победителем является император Леопольд, который без особых проволочек прибыл вскоре после битвы в освобождённую Вену и немедленно указал польскому выскочке на его настоящее место. Далёкие отзвуки этого нетрудно отыскать в том же самом рассказе Веха:
… На другой день — парад. Оркестр наигрывает венский вальс. С одной стороны Собеский шпарит себе на турецком жеребце, а с другой стороны император Леопольд в дамской шляпе — на кобыле прямо от извозчика, потому как все лучшие экземпляры турки у него забрали. Подъезжают они друг к другу, и ни один не горит желанием поклониться первым. (Собеский — собственно говоря, с какой это стати? А император — потому что прохвост порядочный).
Так и проехали бы один мимо другого, словно два незнакомых индивида, но тут Собеский думает: «Ну погоди, недотёпа-невидимка, я тебя сделаю». Подносит он руку вверх, фриц тут решил, что король кланяется — и мигом шляпу со лба, аж перо сломал. А Собеский говорит: «А фигу тебе с маслом!», — и старопольский свой ус подкручивает…
Удивительное дело, как память людская проносит через века и преломляет в себе те или иные события! Встреча Яна Собеского с императором Леопольдом состоялась 15 сентября, а через два дня Собеский в письме к Марысеньке рассказывал об этой встрече следующие подробности:
… Поприветствовали мы друг друга достаточно по-человечески: я сделал ему комплимент, несколько слов на латыни, он отвечал мне на том же языке, достаточно добрыми словами. Затем мы постояли друг напротив друга, и я представил ему сына моего, который, приблизившись, поклонился. Император даже не потянулся рукой к шляпе, отчего я, видя это, едва не онемел. Так же он поступил и со всеми сенаторами и гетманами… Ничего иного не оставалось (чтобы не вызвать скандала, чтобы свет не радовался и не смеялся), как только сказать ему ещё несколько слов, после чего я повернулся на коне, мы обменялись поклонами, и я поехал своей дорогой. Его же, по его просьбе, проводили к войску, и он видел наше войско, которое было страсть как опечалено и громко сетовало на то, что даже шляпы они не удостоились за столь большой их труд и потери.
По этом свидании всё сразу так быстро переменилось, как будто нас никогда и не знали…
Вот такие дела… Однако, полякам всё же есть за что благодарить императора Леопольда, ибо Ян Собеский привёз с собой из Вены не только богатые военные трофеи, но и… обычный картофель — подарок императора! Королевский садовник Луба именно тогда, впервые в Польше, начал выращивать экзотические «земляные яблоки», поставляя их к столу и самого короля, и польских магнатов. (К столу же простого польского люда картошка добралась лишь почти столетие спустя — благодаря русской императрице Екатерине II. И в результате Польша в настоящее время относится к числу крупнейших «картофельных» держав).
В венском кафе
Впрочем, если уж на то пошло, то ведь и Ян Собеский той осенью 1683 года сделал австрийцам подарок отнюдь не менее ценный. Он подарил им… кофе! Да-да: подарил им нынешний символ Вены — кофе. Дело в том, что после битвы Яну Собескому, великодушному и оттого незадачливому, достался было от стремглав бежавших турок один странный и вроде бы никому не нужный трофей…
Но пусть опять рассказывает Валентин Пикуль. Зарисовка «Вечный мир» Яна Собеского»:
… Нашли множество мешков с кофе. Его было у турок так много, что Собеский вызвал пана Кольщуцкого с выбитыми зубами, сказал ему:
— Вари это свинячье пойло для всех, и пусть пьют.
— Да кому это дерьмо нужно? Пиво-то лучше.
— Вари! Открой кофейню. Налакаются и привыкнут…
С этого года Вена стала привыкать к кофе…
Есть ли смысл напоминать, что Вена XVII века имела весьма отдалённое сходство с нынешней блестящей столицей Австрии? Что бродил ещё по её грязным улицам «милый Августин», тремя годами ранее продемонстрировавший изумлённым венцам свой бессмертный рецепт против чумы? Вена, действительно, начала становиться кофейным городом именно после осады 1683 года, и Ян Собеский, не очень предприимчивый и совсем не заботившийся о посмертной славе, вполне мог сделать «пану Кольщуцкому» такой поистине королевский подарок.
Кстати говоря, а что это за «пан» такой? Кто он и откуда родом? На этот счёт единого мнения не существует. Победа под Веной была столь грандиозна, а репутация кофе по-венски столь безупречна, что иметь ко всему этому хоть какое-то отношение — весьма почётно и в наши дни. «Пана Кольщуцкого» оспаривают друг у друга украинцы и поляки. Открываем в Википедии украинскую версию о происхождении кофе и читаем там: «Широке поширення кави як популярного в Європі напою почалось у Відні з 1683 і пов'язане з ім'ям українського шляхтича та козака Юрія-Франца Кульчицького». С трактовкой «пана Кольщуцкого» как «українського шляхтича та козака» решительно несогласна польская версия той же статьи в Википедии: «Po zwycięstwie pod Wiedniem w 1683 Polak Jerzy Franciszek Kulczycki założył pierwszy kafehauz w stolicy Austrii» [«После победы под Веной в 1683 году поляк Ежи Францишек Кульчицки основал первый в столице Австрии кофейный дом» — В. А.]. Но самое смешное заключается в том, что недавние изыскания австрийских исследователей привели их к выводу: венские кофейни начались не с «пана Кольщуцкого» (поляк он или украинец — всё равно), а с некоего торговца Йоханнеса Диодато, который по национальности был… кем? Правильно! Армянином. (Еще бы! С таким-то именем… Кто бы сомневался). Поляки, скрепя сердце, упоминают этот факт, но украинцы пока что его игнорируют.
Так вот: в январе 1685 года именно Йоханнес Диодато получил от города 20-летнюю лицензию на право быть единственным поставщиком и продавцом ароматного напитка, чем армянский торговец и воспользовался, открыв в своём доме (ныне это Ротентурмштрассе, 14) первый венский «каффе-хауз». Вероятно, перспектива перейти на кофе не слишком вдохновила нашего «милого Августина», человека весьма консервативного в своих пристрастиях, и в том же 1685 году он умер, не дожив и до сорока лет.
Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, Ах, мой милый Августин, Всё прошло, всё…
Но вернёмся к Яну Собескому. Если помните, в ролике Тимура Бекмамбетова король играл в шахматы. Едва ли он был искусным шахматистом. Но, во всяком случае, через два столетия после его блистательной военной победы над Кара Мустафой и в честь этой самой победы в Вене состоялось грандиозное шахматное представление. В качестве шахматного поля использовалось поле настоящее, разделённое на чёрные и жёлтые квадраты, и участвовали в той шахматной битве 340 человек и 16 лошадей. «Белые» живые фигуры символизировали войско Яна Собеского, тогда как «чёрные» — турецкую армию Кара Мустафы (Кара Мустафа — «чёрный Мустафа»). Под музыкальное сопровождение большого оркестра была разыграна следующая партия:
1. e4 e5 2. f4 d5 3. Кf3 de 4. К:e5 Сd6 5. Сc4 С:e5 6. fe Фd4 7. Фe2 Ф:e5 8. 0-0 f6 9. Кc3 Кh6 10. d4 Ф:d4+ 11. Сe3 Фd8 12. Сc5 Кd7 13. Ф:e4+ Фe7 14. Ф:e7х.
Надо сказать, игра «белых» особого восхищения тут не вызывает, но зато игра «чёрных» вообще не выдерживает никакой критики. И немудрено, что по итогам представления посол Турции выразил Австро-Венгрии официальный протест с такой формулировкой: образ действия, навязанный чёрным в этой партии, оскорбляет память одного из самых выдающихся полководцев Османской империи и национальной гордости турецкого народа…
Польский король Ян Собеский умер 17 июня 1696 года в построенной им под Варшавой резиденции Виланов. Ему не удалось воспользоваться плодами Венской победы. Да и вообще: битва под Веной оказалась последним триумфом королевской Польши. Через несколько десятков лет Польша на полтора столетия потеряет свою самостоятельность, и одним из участников её раздела окажется некогда спасённая Яном Собеским империя Габсбургов. Ирония судьбы: разгромленная Яном Собеским Турция никогда не признавала раздела Польши.
В ролике Бекмамбетова мы видим Яна Собеского за три года до смерти. Он становился всё менее активным и постепенно угасал — вероятно, из-за сифилиса, которым он заразился от своей любимой Марысеньки. Она была с ним рядом, ухаживала за ним, прогуливалась, играла с ним в карты. Она пыталась заниматься также и государственными делами, но эти её попытки были крайне непопулярны.
После смерти мужа она была вынуждена уехать из страны — сначала в Италию, а незадолго до смерти во Францию, в Блуа. Там же она и умерла, пережив своего мужа на 20 лет. Год спустя гроб с её телом был перевезён в Варшаву и захоронен рядом с гробом её мужа-короля. Спустя 16 лет останки Яна Собеского и Марысеньки были перевезены в Краков, в усыпальницу польских королей. С тех пор они там вместе и покоятся. Сердце Марысеньки осталось во Франции и было утеряно во время Великой французской революции…
В Санкт-Петербурге, в Летнем саду, стоят рядом две мраморные фигуры:
Ян Собеский и его Марысенька
Среди 88 современных созвездий есть на небе и то единственное, которое название своё получило в честь вполне реального деятеля недавней истории. Созвездие это содержит почти три десятка видимых невооружённым глазом звёзд, и через него проходит одна из наиболее ярких частей Млечного Пути. Его соседями являются созвездия Орла, Стрельца и Змеи. Оно было введено астрономом Яном Гевелием — одним из тех людей, кому в своё время покровительствовал Ян Собеский.
Называется это созвездие — Щит Собеского. Или, для краткости, — просто Щит…
Валентин Антонов, декабрь 2008 года