Окончание статьи. Перейти к предыдущей части

[…] В Первой мировой войне Илья Алексеевич Шатров ни в каком качестве участия не принимал — иначе мы бы об этом знали. В 1914 году ему исполнилось 35 лет, и никакими болезнями, которые не позволили бы ему вернуться в армию хотя бы капельмейстером, он не страдал — иначе мы бы об этом знали. Видимо, все военные годы он действительно провёл в Самаре.

Мы не имеем ни малейшего представления о том, что «купец И. А. Шатров» делал в Самаре в революционном 1917 году. Зато многие биографы согласны с тем, что в 1918 году он оказался в Сибири. Почему в Сибири, где именно в Сибири, когда именно он там оказался — ответов на эти вопросы мы не знаем. А ведь это вопросы совсем не праздные. Ведь в бурном 1918 году именно Самара несколько месяцев была самой настоящей столицей пока что ещё разрозненных антибольшевистских сил — прежде чем, в конце 1918 года, центр этих сил не переместился в Сибирь. Так получается, что Илья Шатров оказался в самой гуще событий, которые в тот год буквально потрясли Россию. И он наверняка был их свидетелем — и это по меньшей мере.

В конце мая 1918 года Чехословацкий корпус, созданный у нас для участия в войне против Германии и Австро-Венгрии, с оружием в руках выступил против большевиков. В короткий срок на огромных территориях Поволжья и Сибири Советская власть была ликвидирована. Это явилось началом широкомасштабной гражданской войны.

В начале июня 1918 года чехословаки заняли Самару. Вот фотография того времени:

Вступление чехословацких войск в Самару, 8 июня 1918 года

Смотрю на эту фотографию, и невольно закрадывается такая мысль: а ведь вполне возможно, что где-то здесь, затерявшись в толпе зевак, наблюдает за торжественным прохождением своих земляков и Ярослав Гашек, будущий автор романа о бравом солдате Швейке (Гашек был среди большевиков, защищавших тогда Самару, и ушёл из города уже после 8 июня).

А капельмейстер Илья Шатров? Имел ли и он возможность оценить в тот июньский день профессиональный уровень чехословацких военных музыкантов? Кто знает…

В тот же день, 8 июня 1918 года, в Самаре было сформировано первое антибольшевистское правительство, провозгласившее себя высшей властью в России — так называемый Комитет членов Учредительного собрания (КОМУЧ). Между прочим, тогдашним самарским событиям посвящено, если помните, немало страниц романа А. Н. Толстого «Восемнадцатый год»:

Банкет давался представителями города по поводу победоносного шествия армии Учредительного собрания на север. Заняты были Симбирск и Казань. Большевики, казалось, окончательно теряли среднее Поволжье. Под Мелекесом остатки Красной конной армии, в три с половиной тысячи сабель, отчаянно пробивались из окружения. В Казани, взятой чехами с налёта, было захвачено двадцать четыре тысячи пудов золота, на сумму свыше 600 миллионов рублей, — больше половины государственного золотого запаса. Факт этот был настолько невероятен, грандиозен, что все его неисчерпаемые последствия ещё слабо усваивались умами.

Золото находилось по пути в Самару. Никто ещё определённо не накладывал на него властной руки, но чехи как будто решили предоставить его самарскому комитету членов Учредительного собрания, КОМУЧу. Самарское купечество держалось насчёт судьбы золота своей точки зрения, но пока её не высказывало. Чувства же к победителям-чехам достигли степени крайней горячности.

Банкет был многолюдный и оживлённый. Дамы самарского общества, — а среди них были такие звёзды, как Аржанова, Курлина и Шехобалова, владелицы пятиэтажных мукомольных мельниц, элеваторов, пароходных компаний и целых уездов залежного чернозёма, — дамы, блистающие бриллиантами с волоцкий орех, в туалетах если не совсем уже модных, то, во всяком случае, вывезенных в своё время из Парижа и Вены; смеющийся цветник этих дам окружал героя событий, командующего чешской армией, капитана Чечека.

«Такие звёзды, как Аржанова, Курлина и Шехобалова»… Известнейшие купеческие фамилии Самары, связанные-перевязанные между собой многочисленными брачными узами: например, Вера Аржанова была женой Павла Шихобалова, деверя Евдокии Павловны Шихобаловой — по нашему предположению, той самой «вдовы Е. П. Шихобаловой», которая вышла замуж за капельмейстера Шатрова. Так и хочется немного пофантазировать и предположить, что и сам Илья Шатров вполне мог бы ведь оказаться тогда на банкете. Мог ли? Этого мы не знаем…

«Самарское купечество держалось насчёт судьбы золота своей точки зрения, но пока её не высказывало»… КОМУЧ состоял из эсеров, он считался правительством «социалистическим» (даже флаг у него был красный, как у большевиков).

Да он и являлся социалистическим по своей сути, безо всяких, там, кавычек — по типу социалистических правительств в современных европейских демократиях. В условиях начавшейся в России гражданской войны это автоматически делало правительство КОМУЧа «слабым». И хотя КОМУЧ всю национализированную большевиками собственность сразу же вернул её прежним владельцам, хотя самарские купцы и банкиры собрали в пользу КОМУЧа около 30 миллионов рублей, но всё же они относились к нему со всё возраставшей настороженностью и потихоньку переводили сбережения в Сибирь, которая в сложившихся обстоятельствах считалась у них местом более надёжным.

По воспоминаниям Прокопия Климушкина, который был одним из руководителей Комуча первого состава, самарский купец Константин Неклютин, председатель местной торгово-промышленной палаты, в личной беседе с ним заявил, якобы в шутку, следующее (цитируется по книге Г. З. Иоффе «Колчаковская авантюра и её крах». — М.: Мысль, 1983, с. 62):

Вы работаете на нас, разбивая большевиков, ослабляя их позиции. Но долго вы не можете удержаться у власти, вернее, революция, покатившаяся назад, неизбежно докатится до своего исходного положения, на вас она не остановится, так зачем же нам связывать себя с вами? Мы вас будем до поры до времени немного подталкивать, а когда вы своё дело сделаете, свергнете большевиков, тогда мы и вас вслед за ними спустим в ту же яму.

Константин Неклютин, который пообещал (в шутку, конечно) спустить КОМУЧ в яму вслед за большевиками — это ведь младший брат Матвея Неклютина, рано умершего мужа Антонины Павловны, родной сестры всё той же Евдокии Шихобаловой, «вдовы Е. П. Шихобаловой». Он появился на свет примерно тогда же, когда обе сестры вышли замуж. Можно сказать, что он и вырос-то у них на глазах и на руках, они нянчили его, тискали, умилялись им и даже, быть может, делали ему «козу». В 1907 году Константину Неклютину исполнилось 20 лет — как мы знаем, именно в том году, по утверждениям некоторых биографов, «вдова Е. П. Шихобалова», сестра его бывшей невестки, стала женой капельмейстера Ильи Шатрова…

Когда кончилось лето… Когда кончилось лето, наступила осень. Осень 1918 года.

Самарский социалистический эксперимент подходил к своему концу. Более или менее состоятельные граждане потянулись из Поволжья в Сибирь, на которую власть КОМУЧа не распространялась. Не потому потянулись, что в Сибири было поспокойней или посытнее, нет. «В 1918 году купец И. А. Шатров бежал от революции в Сибирь», — пишет Г. В. Ерёмин. Не совсем так. Не от «революции» состоятельные люди бежали из Поволжья в Сибирь, а в страхе перед возвращением большевиков, перед неизбежным красным террором.

В конце сентября 1918 года состоявшееся в Уфе так называемое Государственное совещание (в его работе участвовала и делегация КОМУЧа) взамен многочисленных региональных антибольшевистских правительств образовало Временное всероссийское правительство. А уже 8 октября в Самару вошли советские войска. На следующий день Временное правительство из Уфы перебралось подальше на восток, в Омск. По-видимому, к этому времени Илья Шатров уже давным-давно покинул Самару и находился где-то «в Сибири». Где именно? Мы не знаем…

Спустя ещё полтора месяца, в ночь с 17 на 18 ноября, в Омске состоялся военный переворот, Временное правительство было свергнуто, и к власти пришёл адмирал Александр Колчак, объявленный верховным правителем России.

В течение последующего года ожесточённые бои вдоль всего Транссиба, закончившиеся разгромом войск Колчака и восстановлением в Сибири Советской власти, являлись едва ли не основными событиями Гражданской войны. Где был тогда Илья Шатров и чем он занимался в то время — мы не знаем. Биографы кратко сообщают, что «в Новониколаевске (Новосибирск) он тяжело заболел тифом, а когда выздоровел, в городе были красные». Итак, Новониколаевск:

В 1917 году по официальным данным Новониколаевск насчитывал 107 тысяч жителей, в число которых вошли эвакуированные в тыл во время Первой мировой войны. Уже в августе 1919 года в городе проживало 130 тысяч человек, а к зиме 1919—1920 годов численность населения ещё более увеличилась.

Кто были эти люди? В основном — беженцы. Жители поволжских и уральских городов, эвакуированные тогда, когда белая власть ещё организовывала эвакуацию. Также туда съехались семьи и родственники военных (как уже сказано выше, Новониколаевск до взятия Омска считался тыловым городом). […]

Надо помнить, что зима 1919 года — это грандиозная вспышка тифа. От эпидемии тифа конца осени 1919 — зимы 1920 года в Сибири погибло гораздо больше людей, чем от всей карательной деятельности белых, и больше, чем погибло на фронтах Гражданской войны.

Очевидно, что тяжёлая болезнь поразила Шатрова уже в конце 1919 года. На короткое время Новониколаевск оказался тогда столицей Колчака, но Илья Шатров, борясь с тифом, знать этого, конечно, не мог. Поправился он, скорее всего, только во второй половине декабря, когда Советская власть в Новониколаевске была уже восстановлена и в городе находились части 5-й армии Восточного фронта красных.

«Убежать от революции» у Шатрова не получилось. Несмотря на то, что ему исполнилось уже 40 лет, его тут же мобилизовали в одну из частей 5-й армии — в качестве капельмейстера. После всех пережитых им в молодости ужасов русско-японской войны он вновь оказался в составе действующей армии.

Впрочем, ненадолго. Как указывает Александр Рябцов в своей обстоятельной статье «К 135-летию со дня рождения Ильи Алексеевича Шатрова», спустя год он уже демобилизовался и вскоре возвратился в Самару.

Шестьдесят шесть — а уже старший лейтенант

Мы уже привыкли к тому, что биографы Шатрова развивают порой сумасшедшую скорость и укладывают многие и многие годы жизни композитора в одну строку. Например, авторы статьи о Шатрове в Википедии о последующих двух десятилетиях сообщают следующее:

После окончания Гражданской войны до 1935 года служил в Павлограде. C 1935 по 1938 годы Шатров руководил оркестром Тамбовского кавалерийского училища, в 1938 демобилизовался и остался работать в Тамбове.

И хотя всё здесь написано вроде бы правильно, но не совсем. У неподготовленного читателя вполне может создаться впечатление, будто военный капельмейстер Илья Шатров накрепко связал свою жизнь с Красной Армией и находился в её рядах вплоть до пенсионного возраста.

Это не так. Некоторые подробности его дальнейшей жизни раскрывает Александр Рябцов:

После окончания гражданской войны Шатров возвратился в Самару, и до лета 1929 г. он работал преподавателем музыки.

В это время в Самаре он встретился с Тоней Кузнецовой, которая в прошлом была подругой Шуры Шихобаловой. Через некоторое время Илья Алексеевич и Антонина Михайловна решили расписаться и создали семью. Гражданская жизнь захватила И. Шатрова. Днём преподавал в учебном заведении музыку, а потом спешил в заводской клуб. По вечерам дирижировал любительским оркестром. Время летело…

Время летело, да. Как, почему и когда из жизни Ильи Шатрова навсегда исчезла самарская «вдова Е. П. Шихобалова» — ответа на этот вопрос мы не находим нигде. Шатров вернулся в Самару, в тот город, с которым были связаны самые яркие и, вероятно, счастливые события его молодости и в котором он написал когда-то два своих вальса, сделавших его имя известным всей России. Теперь он снова вернулся сюда, чтобы после всех этих комучей и колчаков, после сибирских странствий, тифозных бараков и вынужденной, хоть и недолгой, военной службы жить себе тихо-мирно, преподавать в «учебном заведении» музыку, а по вечерам спешить в заводской клуб.

Время летело. В 1929 году, когда Шатрову исполнилось уже пятьдесят, когда он уже вновь был женат, когда бурные события 1919 года отодвинулись, казалось, далеко-далеко, Илья Шатров откликнулся на предложение вновь стать военным капельмейстером и вместе с Антониной Михайловной переехал на Украину, в райцентр Павлоград. Его зачислили в кавалерийский полк, но, как пишет Александр Рябцов, «по найму», а не на действительную службу.

Видимо, в Павлограде композитор Шатров проявил себя с самой лучшей стороны, он получил от командира полка две благодарности с занесением в личное дело, два ценных подарка, и в 1935 году был переведён в Тамбов, возглавив там оркестр кавалерийского училища им. Первой конной армии.

По всей вероятности, в Красной Армии, в отличие от армии царской, никак нельзя было возглавлять оркестр кавалерийского училища и оставаться при этом ну совсем уж штатским человеком. И вскоре в петлицах военного мундира Ильи Шатрова заблестели три «кубика»: ему было присвоено звание «техник-интендант 1-го ранга» — вроде бы старший лейтенант, но не совсем: военнослужащий в таком звании проходил не по командному, а по военно-хозяйственному и административному составу, и никаким командиром он не назывался и называться не мог — скорее, «начальником».

Впрочем, все эти тонкости для Шатрова особого значения не имели: время летело, и уже в 1938 году он был уволен из армии по возрасту — впору было уже подумывать о праздновании его 60-го юбилея. Вопроса о том, где им с Антониной Михайловной теперь жить, не возникало. В Самару они уже не вернулись, а остались жить в Тамбове, где Шатров работал вначале в Тамбовском обществе Красного креста, а затем в школе фабрично-заводского обучения № 1. Кем он работал в обществе Красного креста — мне не известно, а школе ФЗО он, как пишут, трудился завхозом.

Когда началась Великая Отечественная война, Шатрову было уже 62 года. Биографические источники бодро отмечают нестареющий боевой дух ветерана:

С началом Великой Отечественной войны вновь вернулся в армию: служил капельмейстером дивизии. Неоднократно награждался (Википедия)

В годы Великой Отечественной войны капельмейстер Шатров руководил оркестром танкового полка гвардейской механизированной дивизии (Вадим Карасёв, статья «Илья Алексеевич Шатров. Композитор, капельмейстер»)

Конечно же, это не так. Это неправда. По словам Александра Рябцова (вся совокупность тех сведений, которые он приводит в своей статье, заслуживает, на мой взгляд, наибольшего доверия), с началом войны Илья Шатров попросился было в армию, но получил решительный отказ: возраст-де уже не тот. Очевидно, что почти всю войну он провёл в Тамбове.

Очевидно также, что с течением времени скромная, хотя и ответственная должность завхоза Тамбовской школы фабрично-заводского обучения № 1 всё более и более тяготила Илью Шатрова. И вот весной 1945 года он решил ещё раз попытать счастья и получить должность военного капельмейстера. Он понимал, что едва ли не единственным препятствием в достижении этой цели может оказаться его далеко уже не молодой возраст. Каким-то образом ему удалось договориться с руководством школы ФЗО и получить характеристику, в которой он оказался «моложе» сразу на шесть лет — бумага та свидетельствовала, что Шатров не 1879-го, как он указывал до тех пор во всех своих анкетах и автобиографиях, а 1885 года рождения.

Дальнейшее оказалось делом техники: путь в армию был открыт. В 9-й гвардейской Свирской пушечной артиллерийской бригаде сочли возможным не особенно придирчиво копаться в биографии автора «Маньчжурских сопок» и охотно приняли внезапно помолодевшего композитора в свои ряды. Весной 1945 года военному капельмейстеру Илье Шатрову присвоили воинское звание «старший лейтенант». Той весной ему исполнилось 66 лет.

«Голубые ночи» тамбовских капельмейстеров

Нет никаких достоверных сведений о том, что старший лейтенант Шатров принимал какое-либо участие в боевых действиях последних двух месяцев войны. Честно говоря, я бы очень удивился, окажись это не так. Из книги Василия Степанова «Капельмейстер — Илья Шатров», изданной в Воронеже в 1978 году, можно понять, что День Победы 1945 года Шатров встретил в Воронежской области, в родных своих местах.

Время летело… Несколько послевоенных лет военный дирижёр Илья Алексеевич Шатров провёл в Закавказье. На приведённой выше фотографии он всё ещё старший лейтенант. Вообще, мы видим его в этом звании на всех фотографиях, сделанных приблизительно до августа 1947 года. Позднее ему присвоили очередное воинское звание — «капитан». Ордена Красной Звезды, что красуется на его груди, старший лейтенант Шатров был удостоен за безупречную службу, и при этом было отмечено, что он «проявил себя талантливым капельмейстером» и что он «трудится над новыми музыкальными произведениями».

Старший лейтенант И. А. Шатров — в центре справа, в фуражке. На обороте фотографии надпись:
«Часть оркестра (группа) 9 гвардейской артиллерийской Свирской дивизии. Закавказье, 1947 г.»

Единственными музыкальными произведениями, написанными до той поры композитором И. А. Шатровым, были, как мы знаем, два его вальса сорокалетней давности — знаменитый на всю страну вальс «На сопках Маньчжурии» и гораздо менее известный, но, вероятно, близкий сердцу самого композитора вальс «Дачные грёзы».

Издано было, впрочем, и ещё одно произведение, на титульном листе которого проставлена фамилия Ильи Шатрова — романс Якова Пригожего «Осень настала». Однако мелодия этого романса, как мы убедились выше, является простым переложением мелодии «Дачных грёз», да и к появлению его, вполне вероятно, сам композитор мог иметь очень отдалённое отношение.

И вот теперь, спустя четыре десятилетия, Илья Шатров вновь обратился к произведению, созданному им в годы его такой трудной и такой счастливой молодости — к вальсу «Дачные грёзы». Широко используя мелодию этого своего старого вальса, он пишет на его основе новый свой вальс и называет его — «Голубая ночь».

По странному совпадению, точно так же — «Голубая ночь» — назвал свой вальс и Василий Агапкин, автор марша «Прощание славянки». Пожалуй, я не стану подписывать, где тут вальс Агапкина и где вальс Шатрова. Ведь вспомнив мелодию «Дачных грёз», можно без особого труда определить, который из этих двух вальсов написан Шатровым…

Две «Голубые ночи» двух капельмейстеров, почти ровесников. Их судьбы в чём-то схожи, хотя и прожили они совсем разные жизни. Автор знаменитого марша и автор не менее знаменитого вальса. Есть такое выражение — «автор одного-единственного произведения».

Два тамбовских капельмейстера, два почти ровесника. Судьба и карьера одного из них в Тамбове начиналась, жизнь другого в Тамбове — заканчивалась.

«И прошлого тени кружатся вокруг…»

Время летело… Что бы там ни говорили подправленные в 1945 году бумаги, но годы брали своё, и в 1951-м, когда капитану Шатрову исполнилось уже 72 года, он по состоянию здоровья был вынужден уйти в отставку. На прощание ему дали отменные характеристики, представили к очередному воинскому званию и определили заведовать музыкальной частью Тамбовского суворовского училища. Летом 1951 года Шатровы вернулись в Тамбов.

Несколько месяцев спустя, 2 мая 1952 года, Илья Алексеевич Шатров, автор вальса «На сопках Маньчжурии», скончался. Всего через день пришло подтверждение о присвоении ему воинского звания «майор». Его похоронили в Тамбове, на Воздвиженском кладбище…

В исполнении Михаила Вавича звучит вальс Ильи Шатрова «На сопках Маньчжурии»:

Запись сделана в Санкт-Петербурге в октябре 1910 года. Шатрову только ещё предстоял суд о защите авторских прав. Год 1911-й, год 1912-й, 1913-й, 1914-й, 1918-й и так далее — всё это ему ещё только предстояло, всё ещё было впереди…

Валентин Антонов, январь — февраль 2013 года

Рассказ о судьбе композитора Шатрова продолжает статья
«Личный дворянинъ Илiй Шатровъ и законная жена его Евдокiя»