Исправления в тот подлинный документ, который вы видите выше, внёс писатель Вениамин Каверин, прежде чем включить его в свой знаменитый роман «Два капитана». Экспедиция капитана Татаринова, вокруг поисков которой и разворачивается всё действие романа, фактически «списана» Кавериным — вплоть до мельчайших деталей! — с реальной экспедиции Георгия Брусилова. Главному герою романа, Сане Григорьеву, не было никакой нужды заниматься «мучительной работой», разбирая с лупой в руках полученные им от доктора Ивана Ивановича старые тетрадки: занимающие в романе центральное место «Дневники штурмана дальнего плавания Ив. Дм. Климова», из которых Саня Григорьев так много узнал о судьбе экспедиции капитана Татаринова, впервые были опубликованы ещё в конце 1917 года — опубликованы Валерианом Альбановым, их реальным автором, штурманом экспедиции Брусилова.

Забавно, кстати говоря, что Иван Дмитриевич Климов, штурман экспедиции капитана Татаринова, уже в 1914 году датирует свои дневниковые записи по новому стилю (штурман Альбанов, разумеется, проставлял все даты по старому стилю)… Но сравним наугад ещё несколько записей:

Ну, и так далее. Фактически, Вениамин Каверин в дневнике штурмана Альбанова, помимо чисто редакторских правок и сокращений, лишь перевёл все даты на новый стиль да ещё изменил фамилии реальных участников экспедиции Брусилова.

Итак, судьба экспедиции Ивана Татаринова из романа «Два капитана» — это, на самом деле, судьба экспедиции Георгия Брусилова. Но, по правде говоря, реальная судьба этой экспедиции даже намного, намного интересней, чем её книжное воплощение…

Давайте вспомним: что же нам сегодня о ней известно?..

1. «Св. Анна»

Лейтенант Георгий Львович Брусилов… Ему было 28 лет. Родился он в Николаеве в 1884 году. Там же, в Николаеве, и в том же 1984 году другой лейтенант Брусилов, 27-летний Лев Алексеевич, выпустил маленькую книжицу («Об искусстве плавания»), буквально в первых строках которой мы читаем: «Что может сравниться с благодеянием спасти человеку жизнь, это венец всех человеческих благодеяний…». Имея перед глазами пример отца, Георгий Брусилов не колебался в выборе своего жизненного пути: как и его отец, он связал свою судьбу с военным флотом России.

Лев Брусилов — уже не лейтенант, а вице-адмирал и недавний начальник «Моргенштаба» (Морского генерального штаба) — скончался летом 1909 года в возрасте всего лишь 52 лет. А лейтенантом весной того года стал его старший сын Георгий (или Юрий, как его называли в семье). У Георгия был ещё младший брат Сергей (вскоре он тоже станет офицером флота) и две сестры годами чуть старше его — Татьяна и Ксения. Была ещё у него горячо любимая мать, Екатерина Константиновна Брусилова, а вот жены у него (в отличие от книжного капитана Татаринова) — жены у него не было…

Вообще, когда мы слышим фамилию Брусилов, то невольно вспоминаем, прежде всего, знаменитый «брусиловский прорыв». Генерал Алексей Брусилов, чьим именем была названа впоследствии та фронтовая операция, приходился Георгию родным дядей. Но был у него и ещё один родной дядя, куда менее известный: Борис Алексеевич Брусилов. Воспитанник Пажеского корпуса, Борис Брусилов тоже в своё время состоял на военной службе, но давным-давно (когда его племяннику исполнилось всего-то пять лет) перешёл в «статскую» и к 1912 году являлся довольно известным в Москве землевладельцем.

Так вот: судно «Св. Анна», на котором Георгию Брусилову предстояло отправиться в Арктику, получило своё название в честь Анны Николаевны Брусиловой (урождённой баронессы Рено) — супруги его дяди Бориса. И произошло это потому, что основные средства на экспедицию, руководить которой должен был Георгий Брусилов, выделил его дядя Борис — а точнее говоря, именно Анна Николаевна, дядина супруга.

Трудно сказать, кому из них первому пришла в голову идея пройти вдоль побережья Северного Ледовитого океана — с одной лишь зимовкой. Несомненно, что лейтенанту флота Георгию Брусилову, уже имевшему опыт плавания в северных морях, улыбалась перспектива возглавить экспедицию, которой предстояло бы, впервые под русским флагом, совершить переход из Атлантического океана в Тихий — переход трудный, полный неизведанного, но сулящий новые открытия и, вероятно, славу: ведь и завершить переход предполагалось осенью 1913 года, юбилейного для правящей в России царской династии.

Быть может, подобные соображения играли определённую роль и для Бориса Алексеевича с Анной Николаевной, но… как говорится, бизнес есть бизнес, и вложенные в экспедицию средства неплохо было бы вернуть сполна. Компромисс между возвышенным и приземлённым удалось найти быстро: одной из главных целей экспедиции должна была стать… банальная охота. Охота на медведей, тюленей и моржей. А также исследование зверозаготовительных возможностей вдоль всего этого маршрута. Короче говоря, для финансирования экспедиции была создана зверобойная компания, основными — но не единственными — акционерами которой стали дядя Борис и его супруга. Всё это предприятие являлось, надо сказать, сугубо частным.

В феврале 1912 года лейтенант Георгий Брусилов получил от своего ведомства почти годичный отпуск и с головой окунулся в подготовку экспедиции. В Англии он закупил далеко уже не новое, но очень прочное и надёжное парусно-паровое судно. «Pandora II» или «Blencathra» — есть некоторые разногласия насчёт того, какое название носило это судно в самом начале 1912 года, но после покупки называться оно стало — «Св. Анна». Важное замечание: судно это (мы будем, по традиции, называть его шхуной) было вполне подготовлено для арктического плавания. «Корабль прекрасно приспособлен для сопротивления давлению льдов и в случае последней крайности может быть выброшен на поверхность льда», — так тогда писали в газетах, и, видимо, так оно и было — и форма корпуса, и качество постройки делали шхуну почти что непотопляемой во льдах.

Экипаж «Св. Анны» тоже, казалось, был тщательно подобран и укомплектован. Капитаном судна являлся сам руководитель экспедиции, 28-летний Георгий Брусилов. Старший помощник капитана, 30-летний Николай Святославович Андреев, тоже был кадровым офицером (лейтенантом флота он стал как раз в июле 1912 года). Хотя Андреев, по-видимому, не имел арктического опыта, но опыта дальних морских походов ему, однако, было не занимать. Его энтузиазм в отношении предстоящей экспедиции подкреплялся ещё и тем, что Николай Андреев также был в числе пайщиков зверобойного общества.

Помимо них, в экипаж входили два штурмана, учёный-гидролог, судовой врач, опытный механик. В общем, собиралась весьма солидная компания, вполне подготовленная для решения задач экспедиции.

Лето 1912 года. «Св. Анна» у Николаевского моста в Петербурге

Всё шло, казалось, прекрасно: надёжное судно, подобранный экипаж, хорошо продуманный и вполне достаточный запас снаряжения и продовольствия. Правда, денежные средства поступали Брусилову небольшими порциями, нерегулярно и медленно, из-за чего подготовка экспедиции растянулась очень надолго: лишь к началу августа 1912 года «Св. Анна» была, наконец, полностью готова отправиться в путь. Первый этап представлялся сущей безделицей — переход из Петербурга в Александровск-на-Мурмане (ныне город Полярный). Но тут произошло непредвиденное.

Николай Антонович, двоюродный дядя Кати Татариновой, говорил, в общем-то, правильно: именно в таких количествах всё перечисленное им и было загружено на борт… но только не «Св. Марии», а «Св. Анны». Он даже не перечислил тут ещё и сгущёнку, и яйца, и фрукты-овощи консервированные, и много чего другого. Но вот насчёт «тридцати человек команды»… Николай Антонович, конечно же, не мог не знать, что продовольствие лишь запасалось из расчёта на полтора года для тридцати человек — а на самом деле в Арктику отправились не тридцать человек, а существенно меньше.

Собственно, Николай Антонович сказал тут неправду вовсе даже не по своей вине: это небрежность автора романа, Вениамина Каверина, который к концу своего повествования называет уже совсем иную численность экспедиции — из подсчётов Сани Григорьева получается не то 26, не то 24 человека.

Хотя, если подумать, то и Вениамин Каверин не столь уж виноват: очевидно, он и сам запутался в той ситуации с составом экспедиции, которая сложилась после ультимативного требования дяди Бориса с супругой — они, главные акционеры компании, неожиданно захотели, чтобы все мелкие пайщики вышли из предприятия.

Речь шла о возможной добыче: с какой это стати, решили главные пайщики, они должны будут делиться ею с пайщиками миноритарными?.. Миноритарных же пайщиков — и в их числе, например, старшего помощника капитана Николая Андреева — ультиматум Бориса Алексеевича и Анны Николаевны обидел до глубины души: вместо полноправного участия в компании им предложили стать всего лишь её наёмными служащими.

Легко можно представить себе состояние Георгия Брусилова, который неожиданно оказался между двух огней: пора, давно пора уходить в плавание, а его родственники и друзья вдруг бросились делить шкуры неубитых ещё медведей, подставив под удар судьбу уже подготовленной экспедиции!..

Из Петербурга «Св. Анна» вышла без Николая Андреева и некоторых других членов экипажа: обидевшись, они взяли, как говорится, тайм-аут, но пообещали, впрочем, присоединиться к экспедиции уже в Александровске-на-Мурмане. Это было, конечно, неприятно, но… Но терпимо.

Путешествие из Петербурга в Александровск было делом нетрудным. В это короткое путешествие взяли даже трёх пассажирок — оно обещало быть приятным. Плавание по Балтике проходило с триумфом, а во время остановки в Копенгагене шхуну почтила своим визитом (кстати, ответным) сама вдовствующая императрица, мать Николая Второго.

Новая неприятность случилась уже в Норвегии: от дальнейшего участия в экспедиции отказался норвежец-механик. И, наконец, когда «Св. Анна» пришла в Александровск-на-Мурмане, то её там никто не встречал — ни старший помощник Николай Андреев, ни учёный-гидролог, ни судовой врач. По причине болезни от участия в экспедиции отказались также и второй штурман, и несколько матросов. Положение создалось катастрофическое: экспедиция могла закончиться, толком ещё и не начавшись…

Взвесив все «за» и «против», Георгий Брусилов решил-таки отправиться в Арктику — с теми людьми, кто ещё оставался, и с теми, кого удалось найти в Александровске. Вместо тридцати в экспедицию отправились всего 24 человека. Моряков среди них было немного: сам Брусилов, штурман Валериан Альбанов и ещё 6 человек. Остальные — не имели вообще никакого опыта плавания.

В четверг 15 августа 1912 года «Св. Анна» вышла, наконец, в Баренцево море…

2. Ерминия

Роль судового врача в экипаже «Св. Анны» взяла на себя молоденькая девушка — Ерминия Жданко. Если бы Вениамин Каверин вздумал написать роман о реальной экспедиции на шхуне «Св. Анна», то его фабулу ему вряд ли пришлось выдумывать: судьба Ерминии Жданко — это готовый роман.

Её отцом был генерал-майор Александр Ефимович Жданко, в 1912 году — командир бригады в 34 пехотной дивизии. Мать Ерминии (её тоже звали Ерминия) умерла, когда та была ещё совсем маленькой девочкой. Спустя семь лет после её смерти, в 1904 году, Александр Жданко вступил во второй брак — с Тамарой Осиповной Доливо-Добровольской, которая, таким образом, приходилась Ерминии мачехой. А у мачехи этой был брат Борис, женой которого в 1909 году стала Ксения Львовна, родная сестра Георгия Брусилова.

Запутаться можно в этих родственных связях… Короче говоря, золовка (сестра мужа) Ксении Брусиловой, сестры Георгия, была для Ерминии мачехой. Седьмая вода на киселе, но всё же… повод для знакомства, не правда ли?..

Ерминия родилась, кажется, в 1891 году, то есть в 1912 году ей исполнился 21 год. Ксения Брусилова была старше её на десяток лет, но они, тем не менее, дружили. Однажды, когда Ерминия была у Доливо-Добровольских в гостях, Ксения и предложила девушке поучаствовать в одной такой «приятной экскурсии» вокруг Европы — в уютной пассажирской каюте.

Сохранилось несколько писем Ерминии Жданко, которые она посылала отцу и мачехе летом 1912 года. Наивная, удивительно чистая девушка вовсе не намеревалась покорять арктические льды. Вот что она писала отцу, едва лишь приехав в Петербург (письмо от 9 июля):

Дорогой мой папочка!

Я только двенадцать часов провела в Петербурге, и уже массу нужно рассказать… На моё счастье оказалось, что и Ксения здесь… Я у них просидела вечер, и предложили они мне одну экскурсию, которую мне ужасно хочется проделать. Дело вот в чём. Ксенин старший брат купил пароход, шхуну кажется. Он устраивает экспедицию в Архангельск и приглашает пассажиров (было даже объявлено в газетах), т. к. там довольно кают. Займёт это недели 2—3, а от Архангельска я бы вернулась по железной дороге. Самая цель экспедиции, кажется, поохотиться на моржей, медведей и пр., а затем они попробуют пройти во Владивосток, но это уже меня, конечно, не касается…

Судя по всему, о Георгии Брусилове она ничего тогда толком и не знала и относилась к нему с почтением, считая его, вероятно, старым и опытным морским волком (на самом деле, Георгий был не старше, а на два года моложе своей сестры Ксении: в 1912 году ему исполнилось 28 лет).

В самый день отплытия из Петербурга, 28 июля, Ерминия снова пишет отцу: «Я в восторге от будущей поездки. Горячо любящая тебя Мима». Георгий Брусилов, кажется, тоже был в восторге — от Ерминии. Из его письма к матери (2 августа): «Подходим к Копенгагену. Сегодня ночью будем там. Пассажиры мои почти всё время лежали, кроме Мимы, которая настоящий моряк. Стоит на руле превосходно и очень любит это занятие… Твой Юра».

Всё было просто замечательно. Круиз удался на славу: отличная погода, отличные люди, огоньки в ночном порту, визит императрицы Марии Фёдоровны, масса впечатлений и даже приключений: представляете, в Копенгагене «один из наших матросов свалился ночью в воду, и его забрали в полицию — пришлось выкупать». А потом пошли «чудные виды» норвежских фиордов, потом была ещё автомобильная прогулка по окрестностям Тронхейма — в компании «Юрия Львовича» и подруги Леночки. Даже грибы собирали, всё в той же компании: представляете, «норвежцы их, оказывается, не любят»…

О том, как же так получилось, что вместо планируемого скорого возвращения из короткого и такого приятного морского путешествия Ерминия Жданко отправилась в полную трудностей и неизвестности многомесячную арктическую экспедицию, девушка рассказала сама — в подробном письме от 27 августа, адресованном отцу и мачехе:

Дорогие, милые мои папочка и мамочка.

Если бы вы знали, как мне больно было решиться на такую долгую разлуку с вами. Да и вы поймёте, т. к. знаете, как мне тяжело было уезжать из дома даже на какой-нибудь месяц. Я только верю, что вы меня не осудите за то, что я поступила так, как мне подсказывала совесть. Поверьте, ради одной любви к приключениям я бы не решилась вас огорчить. Объяснить вам мне будет довольно трудно, нужно быть здесь, чтобы понять.

Начать рассказывать нужно с Петербурга. Вы, должно быть, читали в «Новом времени», что кроме Юрия Львовича участвует в экспедиции ещё и лейтенант Андреев. Этого Андреева я видела на «Св. Анне», в Петербурге. И как-то сразу почувствовала недоверие и антипатию… Этот Андреев — друг детства всех Брусиловых, и никому не могло прийти в голову, что он так подло подведёт. Я, конечно, его семейных дел не знаю, но думаю, что когда решаешься принять участие в таком серьёзном деле, то можно предварительно подумать, в состоянии ты исполнить или нет.

С Андреевым должны были приехать в Александровск учёный Севастьянов и доктор. С доктором сговорились ещё в Петербурге, но вдруг накануне отхода оказалось, что ему «мамочка не позволила», а попросту он струсил. Найти другого не было времени. Сначала всё шло благополучно, затем в Трондгейме сбежал механик. Потеря была невелика, т. к. наши машинисты прекрасно справляются без него, но всё-таки было неприятно…

«Я поступила так, как мне подсказывала совесть»… Во многих публикациях Ерминию Жданко описывают как «дочь петербургского генерала» и «племянницу начальника Главного гидрографического управления». А ещё добавляют: судя по её письмам, выросла она в крепкой и дружной семье.

Давайте попробуем во всём этом разобраться.

Дядя Ерминии, русский учёный Михаил Ефимович Жданко, был назначен начальником Главного гидрографического управления лишь в 1913 году, а в описываемый период времени генерал-майор Жданко руководил исследовательскими работами очень далеко от Петербурга — на Дальнем Востоке («К вопросу об исследовании морских течений» — так, например, называлось сообщение, сделанное им в апреле 1912 года во Владивостокском морском собрании).

Отец Ерминии, Александр Жданко, вовсе не был «петербургским генералом». Он был русским офицером, жизнь которого проходила там, где проходила его служба. И письма свои Ерминия направляла вовсе не в Петербург, а в Нахичевань-на-Дону (теперь этот городок стал частью Ростова-на Дону). И слова «честь» и «долг» не были для Александра Жданко пустым звуком. Та его фотография, которую вы здесь видите, была взята мною с сайта «Герои Первой мировой: Забытые имена».

Александр Жданко потерял жену, когда ему было уже 39 лет. Семь лет спустя (в Одессе, кстати) он женился во второй раз — Ерминия была тогда уже подростком. В подобных случаях дети от первого брака никогда не чувствуют себя особенно счастливыми. Тем более, что через год у папы её появилась новая дочка, Ирина. А через пять лет — Татьяна… Вероятно, отец Ерминии (да и мачеха, конечно) делал всё возможное, чтобы девушка в его новой семье не чувствовала себя немного… посторонней, что ли. Сама же она, вероятно, горячо любила своего отца и старалась, по возможности, не осложнять ему жизнь.

Тогда, из Александровска, Ерминия послала отцу телеграмму: «Трёх участников лишились. Могу быть полезной. Хочу идти на восток. Умоляю пустить. Тёплые вещи будут. Целую. Пишу. Отвечай скорей». Не представляю, кто бы из отцов на месте Александра Жданко послал бы дочери в ответ телеграмму, исполненную восторга. Но и запретить ей «поступать по совести» он тоже не мог. Он ответил так: «Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама. Папа». Русский офицер, Александр Жданко сам воспитывал её и, вероятно, прекрасно понимал, что поступить иначе — «тоже сбежать, как и все» — его дочь просто не смогла бы…

Но вернёмся, однако, к письму Ерминии Жданко:

Вы же можете себе представить, какое было тяжелое впечатление, когда мы вошли в гавань и оказалось, что не только никто не ожидает нас, но даже известий никаких нет. Юрий Львович такой хороший человек, каких я редко встречала, но его подводят все самым бессовестным образом, хотя он со своей стороны делает всё, что может. Самое наше опоздание произошло из-за того, что дядя, который дал деньги на экспедицию, несмотря на данное обещание, не мог их вовремя собрать, т. ч. из-за этого одного чуть всё дело не погибло. Между тем, когда об экспедиции знает чуть ли не вся Россия, нельзя же допустить, чтобы ничего не вышло…

Всё это на меня произвело такое удручающее впечатление, что я решила сделать что могу, и вообще чувствовала, что если я тоже сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу. Юрий Львович сначала, конечно, и слышать не хотел, хотя, когда я приступила с решительным вопросом, могу я быть полезна или нет, сознался, что могу. Наконец согласился, чтобы я телеграфировала домой… Вот и вся история, и я лично чувствую, что поступила так, как должна была… Мне так много хочется Вам рассказать. Ещё можно будет написать с острова Вайгач…

Во Владивостоке будем в октябре или ноябре будущего года, но если будет малейшая возможность, пошлю телеграмму где-нибудь с Камчатки…

Пока прощайте, мои милые, дорогие. Ведь я не виновата, что родилась с такими мальчишескими наклонностями и беспокойным характером, правда?

«Юрий Львович такой хороший человек, каких я редко встречала»… Я не могу сказать, почему Георгий Брусилов уступил-таки просьбам наивной девушки. Объяснить это очень и очень нелегко. Конечно, Ерминия имела некие навыки в медсестринском деле и, в силу этого, могла отчасти «быть полезной» — но стать полноценной заменой сбежавшему в последний момент судовому врачу она всё равно бы ведь не смогла. Быть может, определённую роль в решении Брусилова сыграли какие-то иные мотивы?.. Не знаю. Знаю одно: включив молоденькую девушку в состав арктической экспедиции, которая в большинстве своём состояла из совершенно случайных и неподготовленных людей, к тому же исключительно мужчин, которая отправлялась в Арктику минимум на полтора года, отправлялась со значительным отставанием от первоначального графика и не имела на борту даже радиостанции — включив Ерминию в состав такой экспедиции, Георгий Брусилов взял на душу тяжкий грех…

Из письма Георгия Брусилова своей матери, Екатерине Константиновне, из Александровска:

Дорогая мамочка

Здесь, в Александровске, было столько неприятностей. Коля не приехал, из-за него не приехали Севастьянов и доктор. Нас осталось только четверо: я, Альбанов (штурман) и два гарпунера из командующего состава…

Ерминия Александровна решила внезапно, что она пойдёт, я не очень противился, т. к. нужно было хотя бы одного интеллигентного человека для наблюдений и медицинской помощи. К тому же она была на курсах сестёр милосердия, хотя бы что-нибудь.

Теперь она уже получила ответ от отца, и окончательно решено, что она идёт с нами. Вообще она очень милый человек. И если бы не она, то я совершенно не представляю, что бы я делал здесь без копейки денег. Она получила 200 рублей и отдала их мне, чем я и смог продержаться, не оскандалив себя и всю экспедицию…

Деньги дядя задержал, и я стою третий день даром, когда время так дорого. Ужасно!

Но ничего, сегодня всё как-то налаживается. Уголь морское министерство дало, но за плату, деньги дядя, надеюсь, сегодня вышлет.

Крепко любящий тебя Юра

А вот это письмо Ерминии было написано ею уже на пути к острову Вайгач. Оно адресовано, как обычно, Александру Ефимовичу Жданко, хотя девушка обращается в нём и к отцу, и к мачехе:

Дорогие мои милые папочка и мамочка!

Вот уже приближаемся к Вайгачу… Пока всё идёт хорошо. Последний день в Александровске был очень скверный, масса была неприятностей. Я носилась по «городу», накупая всякую всячину на дорогу. К вечеру, когда нужно было сниматься, оказалось, что вся команда пьяна, тут же были те несколько человек, которые ушли, александровские жители, и вообще такое было столпотворение, что Юрий Львович должен был отойти и стать на бочку, чтобы иметь возможность написать последние телеграммы…

Первый день нас сильно качало, да ещё при противном ветре, т. ч. ползли страшно медленно, зато теперь идём великолепно под всеми парусами и завтра должны пройти Югорский Шар. Там теперь находится телеграфная экспедиция, которой и сдадим письма…

Пока холод не даёт себя чувствовать, во-первых, Юрий Львович меня снабжает усердно тёплыми вещами, а кроме того, в каютах, благодаря паровому отоплению, очень тепло…

Где именно будем зимовать, пока неизвестно — зависит от того, куда удастся проскочить. Желательно попасть в устье Лены. Интересного предстоит, по-видимому, масса… Так не хочется заканчивать это письмо, между тем уже поздно. Куда-то мне придётся вернуться?..

Прощайте, мои дорогие, милые, как я буду счастлива, когда вернусь к вам

Ваша Мима

Ранним утром 2 сентября «Св. Анна» стала на якорь у Югорского шара — узкого пролива между островом Вайгач и материком, ведущего из Баренцева моря в Карское. Там экспедиция в последний раз пополнила запасы продовольствия и воды, там же сдали для отправки и почту, с которой Георгий Брусилов отправил матери написанное в тот же день своё последнее письмо:

Дорогая мамочка

Всё пока слава Богу. Пришли в Югорский шар… Последние два дня был хороший ветер, и мы быстро подвигались.

Мима пошла со мной в качестве доктора, пока всё исполняет хорошо, она же будет заведовать провизией. Кают-компания состоит из следующих лиц: Мима, штурман Альбанов, 2 гарпунера, Шленский и Денисов, и я.

Если бы ты видела нас теперь, ты бы не узнала. Вся палуба загружена досками, и брёвнами, и бочонками. В некоторых каютах тёплое платье или сухари, в большом салоне половина отгорожена, и навалены сухари. По выходе из Александровска выдержали штормик, который нас задержал на сутки…

Крепко целую тебя, мамочка.

Надеюсь, что ты будешь спокойна за меня, т. к. плавания осталось всего две недели, а зима — это очень спокойное время, не грозящее никакими опасностями, и с помощью Божией всё будет благополучно.

Крепко целую тебя, моя милая мамочка, будь здорова и спокойна.

Поцелуй от меня Серёжу, я ему хотел написать, но не успел вчера, а сегодня очень рано пришли, и я с пяти часов утра уже был на мостике.

Обнимаю милую мою мамочку. Твой Юра

В 6 часов утра 4 сентября 1912 года, пройдя короткий путь по Югорскому шару, шхуна «Св. Анна», несмотря на крайне неблагоприятную ледовую обстановку, вошла в Карское море. И с этого времени всякая связь с экспедицией Брусилова была потеряна.

Теперь они могли рассчитывать лишь на себя — и на Бога…

3. «Штурман Ив. Дм. Климов»

Бесспорно, он был умным, волевым и решительным человеком. И ещё — у него был несомненный литературный дар. Его воспоминания, впервые опубликованные в самом конце 1917 года под названием «На юг, к Земле Франца-Иосифа!», читаются на одном дыхании. Ему веришь, веришь сразу и безусловно — и порою даже не понимаешь, почему так происходит: есть в этом что-то магическое. Именно с этого человека Вениамин Каверин «списал» образ Ивана Дмитриевича Климова, штурмана экспедиции капитана Татаринова в романе «Два капитана». И именно эти его воспоминания писатель воспроизвёл в своём романе почти без изменений. […]