 | Тарновская (Сонет с кодой) По подвигам, по рыцарским сердцам, Змея, голубка, кошечка, романтик, — Она томилась с детства. В прейскуранте Стереотипов нет её мечтам Названья и цены. К её устам Льнут ровные «заставки». Но — отстаньте! — Вот как-то не сказалось. В бриллианте Есть место электрическим огням. О, внешний сверк на хрупости мизинца! Ты не привлёк властительного принца: Поработитель медлил. И змея В романтика и в кошечку с голубкой Вонзала жало. Расцвела преступкой, От электрических ядов, — не моя!.. — Тарновская. Игорь Северянин Веймарн, 1913, август |
Отступление
В 1913 году в книгоиздательстве «Скорпион» был издан сборник прозы Валерия Брюсова «Ночи и дни», в который вошли повести, рассказы и драматические сцены, написанные в 1908—1912 годах. Повесть «Последние страницы из дневника женщины», которую справдливо считали центральной в этом сборнике (до этого она была опубликована в «Русской мысли», 1910, № 12), вызвала уже при первой публикации негативную реакцию критиков, а сам номер журнала подвергся аресту по обвинению в безнравственности.
Брюсов в письмах к редактору журнала П. Б. Струве высказывал искреннее недоумение:
— Почему моя повесть, написанная серьёзно, строго, иронически, — есть преступление против нравственности, тогда как сотни томов, определённо порнографических, мирно продаются в книжных магазинах?
— Почему какие-то гг. цензоры лучше меня знают, что можно читать русской публике и что не должно!
— Все последние романы Арцыбашева, Каменского и всех, иже с ними, а частью также и Куприна, переполнены такими сценами, перед которыми моя повесть — верх скромности и целомудренности.
Вскоре судебное преследование было отменено.
Многие рецензенты подвергли резкой критике образ главной героини повести — Натали, от лица которой повесть и была написана. Все события происходят в течение месяца — погибает муж героини и кончает жизнь самоубийством её любовник Модест.
Автор наделил свою героиню ироническим складом ума, стремлением к счастью, красоте и свободе чувств.
Тяжёлое детство, мать, калечившая детей своим воспитанием, алчные родственники, пользующиеся её беззащитностью, неудачное замужество… «Где есть деньги, там всегда появляются разные тёмные личности», — пишет в дневнике Натали.
Валерия Брюсова всегда интересовали женщины, их внутренний мир, изломанность натуры. Если обратиться к его жизни и творчеству, то там мы найдём настоящие трагедии, виновником которых стал он сам, буквально провоцируя своих возлюбленных и стилем жизни, и образом мышления.
Вот и Натали, умная, образованная, много размышляющая о разных жизненных аспектах, убеждена, что ищущим её внимания мужчинам, в сущности, нет до неё дела. Она отдаётся свободе отношений, пытается утвердиться в справедливости своих принципов, а в результате любовник, чем-то внутренне напоминающий мне самого Валерия Брюсова, убивает мужа героини, а потом сводит счёты и со своей собственной жизнью.
Современники усматривали внутреннюю и внешнюю (фабульную) связь между повестью Брюсова и реальным судебным процессом киевлянки Марии Николаевны Тарновской, который проходил в Италии в 1910 году.
Из письма Брюсова к П. Б. Струве:
— Странно, что критики видят в моей повести намёк на Тарновскую (это уже не первый): лично я не признаю никакого сходства.
Как мне кажется, прав был Брюсов, отвергавший аллюзии и аналогии, связь фабулы рассказа с реальной судьбой реальной женщины. Само время полного пренебрежения не только к чужой, но и к своей жизни, множило ситуации, подобные той, в которую попала Мария Тарновская.
«Убийство в Венеции» (завязка и развязка трагедии)
Когда-то в столице Российской империи жил и трудился в качестве начальника Петербургской сыскной полиции (1903—1916) В. Г. Филиппов. И довелось ему расследовать много громких и нашумевших уголовных дел. В России сняли целый цикл ретро-детективов о событиях конца XIX и начала XX века под общим названием «Преступление в стиле модерн», который посвящён расследованиям Владимира Гавриловича Филиппова.
Цикл демонстрировала телекомпания НТВ. Все фильмы там основаны на подлинных документах, скрупулёзно воспроизведён ход расследования.
«Героиней» одного из таких уголовных дел (фильм «Убийство в Венеции») и является киевлянка Мария Николаевна Тарновская, адресат сонета Игоря Северянина, неординарная женщина, чья кровь течёт в потомках известного в Российской империи славного рода Тарновских из Качановки.
Совместная операция австрийской, итальянской и русской полиции приводит Тарновскую в венецианскую тюрьму.
Процесс Тарновской (1910 год) стал мировой сенсацией, её биография была переведена на все важнейшие европейские языки, её фотографии переполняли иллюстрированные журналы, о ней написаны книги, невероятное множество статей. На театральных сценах ставились пьесы из её жизни.
Итак, Мария О'Рурк, дочь графа Николая Морицевича О'Рурка, чьи предки состояли в родстве с ирландскими потомками Стюартов, родилась в июне 1877 года. С Россией О'Рурки были связаны с XVIII века. Мать Марии — Екатерина Петровна — была дочерью Петра Дмитриевича Селецкого.
Случайно мне на глаза попалась статья Елены Зинькевич «Киевские дни» Ференца Листа. Мифы и реальность». В статье рассказывается о пребывании Листа на Украине в 1847 году. А главным действующим лицом, «источником информации» об этом визите композитора и пианиста, является дедушка нашей героини по материнской линии, Пётр Дмитриевич Селецкий, и его «Записки», опубликованные в «Киевской старине» (1884 год). Статья достаточно интересна сама по себе, содержит много интересных сведений о Ференце Листе.
Но именно о П. Д. Селецком я почерпнула из неё нужные мне сведения, причём, основанные не только на авторском видении Елены Зинькевич, но и на высказываниях самого предводителя дворянства Киевской губернии, первого председателя Киевского отделения Российского музыкального общества (1863) и вице-губернатора (1858—1866). Эти высказывания многое говорят о Петре Дмитриевиче, о его характере, а через него и о внучке, которая не могла не унаследовать некоторые черты своего известного деда. Добавлю только, что с композитором Листом адъюнкт кафедры законоведения в Одесском Ришельевском лицее (из послужного списка) П. Д. Селецкий (1821—1880) познакомился в Берлине в 1842 году.
Итак, слово П. Д. Селецкому:
— Лист посвятил (меня) в тайны многочисленных своих интриг в Берлине. Лист вёл жизнь невоздержанную: его связи с берлинскими дамами были бесчисленны, любил хороший стол и в особенности много пил. Зачастую даже в дни своих концертов он бывал под хмельком.
— Я /… / весьма отчётливо играл на фортепьяно и виолончели, имел замечательный талант к музыкальным импровизациям и пел недурно.
— Он (Мендельсон — Палома) просматривал мои музыкальные сочинения, нашёл их очень удовлетворительными для любителя…
— По рождению, воспитанию и национальности я был консерватором и не мог равнодушно слушать крайних убеждений Вагнера, совершенно противоположных моим. Впрочем, мы оставались добрыми друзьями.
— И говорить нечего, что Тарновский (Г. С. Тарновский — Палома) считал Глинку непогрешимым авторитетом в деле музыки и гениальным композитором. Отдавая полную справедливость таланту Глинки, я находил много недостатков в «Жизни за Царя»…
— Надумал я писать симфонию на кончину матушки… Композицией моей остался совершенно доволен.
— Лист не мог написать ничего; сколько ни бился, не мог сочинить ни одной сносной мелодии. В этом отношении он отличался совершенной бездарностью…
Показательно, что в некрологе Селецкого его деятельность на музыкальном поприще даже не упоминается.
Какой же можно сделать вывод из прочитанного? Перед нами — человек с завышенной самооценкой, склонный, мягко говоря, к фантазиям и преувеличениям, поскольку все эти близкие, доверительные отношения с великими музыкантами зачастую ничем не подтверждены и основаны только на высказываниях самого П. Д. Селецкого.
Отмечу только упоминание о разговоре, а значит, о близком знакомстве с Г. С. Тарновским, дядей Василия Тарновского-старшего (см. очерк «Легенды и были Тарновских из Качановки»).
Домашние, а потом и в обществе, девочку называли «Манюней». Живость характера и обаяние привлекали к худощавой, высокой, гибкой аристократке множество поклонников.
Был в их числе и Василий Васильевич Тарновский — самый младший. Факт давнего знакомства двух семей, о чём упоминал дедушка Марии, заставляет предположить, что обе стороны знали о всех «скелетах в шкафу», о всех недостатках и достоинствах каждой семьи — иначе почему так противились предстоящему браку?
Отец «Васюка» (домашнее прозвище жениха Манюни), знаменитый меценат и коллекционер Василий Васильевич Тарновский-младший, собрал в своём родовом имении Качановке на Черниговщине бесценное собрание предметов украинской старины, которые стали украшением нескольких современных украинских музеев.
Красивый, но легкомысленный Васюк обладал музыкальным слухом и некоторыми вокальными данными. Он пел и в России, в одно время с Леонидом Собиновым, и в Европе, в лучших европейских оперных театрах, под разными псевдонимами, один из которых — Снежков.
Поиск в Интернете, увы, не дал других результатов, кроме воспоминаний внука, Алексея Каплера, основанных на семейных преданиях. По другим источникам, разбалованный отцом Васюк сорил деньгами и увлекался женщинами, заводя бесчисленные романы.
Заключение брака, по причине отказа в родительском благословении с обеих сторон, было обставлено очень романтично — с похищением невесты и венчанием в деревенской церкви под Киевом.
Поставленные перед фактом, отцы всё же брак благословили, и молодой паре предстояло жить у Тарновских, в том числе, в знаменитой Качановке.
Несмотря на бурную светскую жизнь, в 1897 году у них родился сын — тоже Василий, через два года — дочь Татьяна.
Но дела мецената В. В. Тарновского пришли в упадок, в 1897 году Качановка была продана, а в 1899 году глава семейства умер. Молодая пара лишилась прежних финансовых возможностей для привычной жизни на широкую ногу.
Васюк начал пить, а Мария… Мария обратила взоры на других мужчин, которые добивались её благосклонности и могли бы удовлетворить её денежные запросы.
Говорили, что брат Васюка, Пётр Тарновский, покончил жизнь самоубийством из-за красивой жены брата, заинтересованной в смерти лишнего наследника и подталкивавшей незадачливого влюблённого родственника к этому самоубийству. Супруги окунулись в бесчисленные романы, а Марию вскоре перестали принимать в приличных домах.
События 1904—1905 годов стоили жизни двум её поклонникам. Одного из них, Боржевского, в припадке ревности ранил из револьвера Васюк, но суд присяжных оправдал Василия Тарновского. Любовник Манюни скончался от последствий ранения, поскольку, не долечившись, уехал в Крым, где отдыхала возлюбленная. Другой — Владимир Шталь — застрелился от несчастной любви.
Манюня стала хлопотать о разводе, поручив ведение дела знакомому адвокату — москвичу Донату Прилукову.
Обременённый семьёй человек, имевший хорошую адвокатскую практику, Прилуков влюбился в Тарновскую, бросил жену и детей, пробовал даже отравиться, но, в конце концов, уехал с Манюней за границу. Около 80 тысяч рублей, доверенных ему клиентами, дали им возможность несколько месяцев пожить на широкую ногу, но эти деньги быстро иссякли. И тогда Прилуков вместе с Тарновской разработал, казалось, идеальный план преступления…
Манюня считала графа Павла Комаровского достаточно богатым человеком и заинтересовалась им, узнав, что он неожиданно овдовел. По просьбе Манюни влюблённый в неё Комаровский застраховал свою жизнь в её пользу на 500 тысяч франков.
В мае 1907 года граф познакомил Марию в Орле со своим молодым другом — секретарём канцелярии губернатора Николаем Наумовым. Неуравновешенный, склонный к алкоголю и всецело подпавший под влияние Тарновской 23-летний Наумов стал орудием в разработанном плане убийства Комаровского.
Тот отдыхал в Венеции. Наумов сел в вагон первого класса с небольшим чемоданом в руках, в котором хранился пистолет. Поездка в Италию должна была занять четыре дня. А после убийства Комаровского Наумов должен был уничтожить все документы и немедленно скрыться в Швейцарии. Сама же Тарновская приехала в Италию чуть позже.
Утром 4 сентября 1907 года Николай появляется на пороге графского дома, расположенного на площади Campo Santa Maria del Giglio.
Прислуге он представился русским другом хозяина. Когда Павел Камаровский вышел навстречу гостю, Наумов выстрелил в него в упор со словами: «Вы не должны жениться на графине!».
Павел Комаровский (слева) и Николай Наумов
Раненого графа поместили в венецианскую больницу «Ospedale». Косвенной причиной его смерти, наступившей 8 сентября, стал, возможно, итальянский судебный следователь Педрацци, который вёл многочасовые допросы Комаровского.
Когда арестованный Наумов узнал от следователей об истинных мотивах убийства, он сознался и назвал имя заказчицы. Тарновская и Прилуков были задержаны в Вене при попытке получить деньги по страховке. Следствие тянулось более двух лет, и громкий судебный процесс состоялся в Венеции лишь весной 1910-го. На скамье подсудимых оказались Наумов, Прилуков, Тарновская и её камеристка Элиза Перье, посвящённая во все замыслы госпожи.
Зал суда напоминал театр в день долгожданной премьеры. В Венецию съехались сотни журналистов. Итальянцы прозвали Марию angelo nero («Чёрный ангeл»).
Мария Тарновская защищалась изобретательно, изображая себя игрушкой в хитросплетениях чужих страстей.
Рассказывали, что во время судебного процесса в Венеции чуть ли не ежедневно меняли карабинеров, сопровождавших графиню в суд — из боязни, что и на них подействует магия «Чёрного ангела».
Суд не поддался на уловки обвиняемых и их адвокатов — от наказания освободили лишь одну Перье. Тарновскую же осудили на восемь лет исправительных работ в Венеции, на соляных промыслах. Кара могла быть и более суровой, но подсудимых признали виновными не в убийстве, а в покушении на убийство, посчитав, что Комаровский умер в результате неудачного лечения.
В Киеве о Тарновской ещё долго не забывали. В газете «Южная копейка» даже печатали — из номера в номер — роман о ней. Её муж Васюк (Василий Тарновский) после революции её эмигрировал (об этом — в нашем очерке «Легенды и были Тарновских из Качановки»).
Что же касается дальнейшей судьбы Марии Николаевны, то, согласно одной из версий, в неё заочно влюбился некий американский миллионер, и после того как она отбыла наказание, будто бы женился на ней и увёз жену в Штаты. По другой — во Франции, в 1921 году, ею увлекся один американский офицер, с которым они вместе отправились в Южную Америку. Якобы там она прожила всю оставшуюся жизнь и умерла в возрасте семидесяти лет, забытая всеми.
Отступление — «Кто она такая, эта стерва?»
Мне кажется, что именно мужчины (и мужчины-писатели — в частности) склонны демонизировать женские характеры, не укладывающиеся в привычные рамки. Недаром говорят, что женская и мужская психика настолько рознятся, что это всё равно что две разные галактики, которым никогда не суждено сблизиться до полного взаимопонимания. Женщины-вамп, ведьмы, дьяволицы, стервы появляются на страницах романов писательниц или с мужским характером и мировоззрением, или, если брать современную литературу, впитавших в себя идеи феминизма, зачастую ложно понятого. Интересно, что самим женщинам-читательницам, как правило, больше нравятся совсем другие героини (отсюда, наверное, и любовь к сериалам).
Из всех этих мифологизированных натур меня в данном конкретном случае заинтересовали «стервы». «Кто она такая, эта стерва?» — гласит заголовок одного из беглых исследований.
Цитирую по источнику:
1. Стервозная женщина — это женщина с психологическими проблемами, которая ненавидит всех вокруг себя. Вернее, у этой женщины просто, как у одного персонажа известной сказки по имени Кай, в глазах льдинки, которые преломляют всё, что она видит, в форму, вызывающую у неё всплеск отрицательных эмоций.
2. Часто это решительная и максималистская натура.
3. Она расчётливая и холодная, знает, чего хочет.
4. Секрет «стервы» в линии поведения — мужского поведения (стремление к иерархичности, действительно характерной для мужчин, при которой каждый стремится властвовать).
5. Она не хочет быть добычей, наоборот — не прочь поохотится сама. Ей нравится самой выбирать и цель, и средства.
6. Она любит контролировать ситуацию. Контроль ситуации — залог её комфортного существования.
7. Для неё владеть ситуацией, знать хотя бы примерные последствия — животный инстинкт самосохранения.
8. Часто это эмоциональные, артистичные особы.
9. Бесспорно, основу стервозного характера составляет уверенность. Хотя бы видимая. Прямой взгляд в глаза, поставленная речь, движения — всё говорит о том, что ТАК и должно быть, так и задумано.
10. Чувствуется некоторый вызов. Такие люди не оставляют равнодушными. Их эксцентризм порой шокирует общественность.
11. Она знает цену себе, цену своим ухажёрам, умеет эти цены сопоставлять и вести себя исключительно в своих собственных интересах до того момента, пока сама не попадёт на крючок. После чего становится обычной несчастной бабой.
12. А если она и попадётся на крючок, то вряд ли будет способна на глубокое и сильное чувство.
13. Внешность и интеллект — именно это редкое, яркое сочетание делает такую женщину трудным партнёром в любых отношениях.
Хотя, если бы мне пришлось давать характеристику «стерве», я бы выделила в качестве основных (если не единственных) качеств «стервозности» пункты 3, 11 и 12.
В исследовании есть два вывода, не выдерживающих, на мой взгляд, никакой критики:
Со «стервой» бывает либо очень хорошо, либо очень плохо.
Cтервой всё-таки можно только родиться.
Стервы, безусловно, интересны, но не комфортны, длительного счастья они не принесут. И в этом состоит их собственная драма.
«Стервой» делает женщину социум — воспитание, окружение, сложные жизненные ситуации. Отсюда расплывчатость мировоззрения, ложно истолкованные или неусвоенные нравственные установки, пренебрежение Заповедями (пусть даже на основе интуиции, крови предков, а не истинно религиозного чувства). Врождённые черты характера — это только сопутствующие факторы, так называемая благодатная почва, не более. Так что, на мой взгляд, стервами не рождаются, а становятся.
«Расцвела преступкой, от электрических ядов, —
не моя!.. — Тарновская»
Пришла очередь вновь обратиться к тексту Сонета Игоря Северянина.
По подвигам, по рыцарским сердцам, Она томилась с детства. В прейскуранте Стереотипов нет её мечтам Названья и цены.
Мне кажется, что автор тоже подпал под обаяние «Чёрного ангела», иначе — откуда противоречивость этих четырёх строк? Не думаю, что Северянин был небрежен и совместил несовместимое — обычные мечты барышень и оригинальную, изящно высказанную мысль о прейскуранте.
Может, потому и «нет цены», что в её глазах все эти романтические устремления ничего не стоили по сравнению с прагматичными желаниями хищницы, не ограниченной нравственными принципами?
… К её устам Льнут ровные «заставки». Но — отстаньте! — Вот как-то не сказалось. В бриллианте Есть место электрическим огням.
Это уже ближе к истине — некая искусственность в естественном блеске бриллианта. Или я не права? И поскольку бриллиант несколько фальшив, то и к устам льнут не рыцари, а «ровные заставки»?
О, внешний сверк на хрупости мизинца!..
Человек, хоть раз видевший близко бриллиант, никогда не забудет его голубоватого свечения, идущего изнутри и составляющего душу камня. «Внешний сверк», увы, по другому ведомству.
Поработитель медлил. И змея В романтика и в кошечку с голубкой Вонзала жало.
То есть, случись в жизни Марии Тарновской сильный, уверенный, самодостаточный мужчина, который смог бы обуздать её натуру, вернуть чистоту и естественность бриллианту, убрав «электрические огни», доставшиеся, видимо, по наследству, и «внешний сверк», то «убийство в Венеции» могло бы и не состояться? Интересно, сколько голубок и кошечек, которым судьба подарила рыцаря, несут в себе этот «электрический огонь», способный превратить их в змею, если обстоятельства жизни изменятся? И как отличить их среди «бриллиантов без внешнего сверка на хрупости мизинца»?
Расцвела преступкой, От электрических ядов, — не моя!.. — Тарновская.
Иначе говоря, змея победила голубку, и женщина, которая могла стать адресатом иного сонета, теперь «не моя!.. — Тарновская».
Во время судебного процесса в Венеции Мария Николаевна говорила адвокату:
В суде, когда я спокойна, меня называют циничной; если бы я плакала и теряла самообладание, мои слёзы назвали бы крокодиловыми. Никто не подозревает, что я переживаю. Разве я в самом деле авантюристка, преступница, убийца, какой меня изображают?.. Если я не являюсь конкуренткой на приз за добродетель, то все, по крайней мере, убедятся, что я больная слабая женщина, а не мегера и демоническая натура…
«Змея, голубка, кошечка, романтик…»
Но «не моя!.. — Тарновская». Мне ближе другие героини… увы…
В оформлении использовано стилизованное под эпоху фото «14 мужчин застрелились».
Палома, август 2006 года