Пик «Гейдрихиада»
2. Летальная доза
Предыдущая статья:
Пик «Гейдрихиада». 1. Инъекция гражданского мужества
Граната взорвалась примерно в 10:35 утра. А уже в 12:50 взбешённый Гитлер по телефону устроил Карлу Франку разнос, приказав тому немедленно объявить о награде в миллион рейхсмарок за содействие в поимке террористов и объявить, что всякий, кто окажет им помощь, будет расстрелян вместе с семьей. Одновременно Гитлер поручил тому же Франку временно исполнять обязанности наместника вплоть до выздоровления Гейдриха, но категорически запретил ему ездить без соответствующего сопровождения. Кроме того, в качестве ответной меры фюрер предложил арестовать и затем расстрелять 10 тысяч «подозрительных» чехов (впоследствии Франку удалось добиться отмены этого решения).
Для проведения расследования в Прагу были направлены высокопоставленные руководители служб безопасности (в частности, Артур Небе, начальник криминальной полиции Рейха, а также шеф гестапо Генрих Мюллер). С вечера 27 мая Франк ввёл во всём Протекторате чрезвычайное положение. Из Германии были стянуты дополнительные полицейские силы (в различного рода облавах, проверках, прочёсывании лесов приняло участие не менее 45 тысяч человек). В последующие дни были проверены многие тысячи чехов, сотни были арестованы, многие были расстреляны (например, только в Праге и только за одну ночь, с 29 на 30 мая, было проверено около трёх тысяч человек). Награда за поимку террористов была удвоена (за счёт правительства Протектората). Весь город был обклеен призывами и ориентировками. В витрине магазина фирмы «Батя» на Вацлавской площади были выставлены для опознания пресловутый велосипед, плащ и другие вещи. Но всё было напрасно — Кубиш, Габчик и другие словно растворились без следа!
Первым, распугав выстрелами вверх своих законопослушных соотечественников, с места покушения уехал на велосипеде Ян Кубиш. Несмотря на залитое кровью лицо и почти не видящий глаз, ему удалось добраться до находившегося неподалёку дома своих друзей Новаковых. Габчик же, убежав от Клейна, переоделся и переждал самые опасные первые часы в семье Сватошовых. Некоторое время спустя Кубиш, Габчик, Опалка, Валчик, а также ещё трое парашютистов нашли с помощью подпольщиков надёжное укрытие в православном храме Кирилла и Мефодия на Рессловой улице.
А что же Гейдрих? Сравнительно небольшие осколочные раны, полученные им при взрыве, привели к заражению крови, что при отсутствии антибиотиков решило дело. Несмотря на все усилия лучших врачей, 4 июня Рейнхард Гейдрих скончался.
Прага, 7 июня 1942 года. Из Пражского Града, по древнему Карлову мосту, — в Берлин
Ему были устроены пышные государственные похороны на самом высоком уровне. Вначале, 7 июня, в присутствии рейхсфюрера СС Гиммлера состоялась церемония прощания во дворе Пражского Града.
Через день, 9 июня, Гейдриха хоронил Берлин. Прощальное слово на похоронах произнёс фюрер.
Смерть Гейдриха произвела необычайный резонанс за пределами Протектората. Вот как написал об этом недавно Павел Севера, депутат парламента Чехии и заместитель председателя парламентского комитета по обороне и безопасности:
Успешная операция чехословацких парашютистов значительно укрепила престиж чехословацкого заграничного Сопротивления, а с ним и нашего эмигрантского правительства во главе с президентом Эдвардом Бенешом. Благодаря ему мировая демократическая общественность узнала и о существовании сопротивления внутри страны, поскольку его роль до той поры не была особенно известна. Чехи в глазах многих граждан государств антигитлеровской коалиции воспринимались скорее как послушные прислужники немцев, которые на своих заводах производили оружие для немецкой армии. Репрессии, развязанные нацистами после покушения, вызвали симпатию и сочувствие у многих людей в странах тогдашнего демократического мира… Одним из последствий явилось то, что в конце 1942 года Великобритания отозвала свою подпись под Мюнхенским договором и в дальнейшем согласилась с послевоенным обновлением Чехословакии в домюнхенских границах.
Всё это уже тогда прекрасно понимал Гитлер. После поражения под Москвой непобедимой до той поры германской армии под угрозой оказалась и репутация германских спецслужб. Было совершенно очевидно, что парашютистов не могут найти потому, что их отважно и успешно укрывает чешское подполье. Поэтому — наряду с чисто розыскными мероприятиями — было принято решение о проведении операции устрашения.
Для проведения этой операции было выбрано селение Лидице. О характере возмездия говорил уже самый выбор исполнителей — специальная группа, прибывшая из Галле, родного города Гейдриха.
В ночь с 9 на 10 июня селение было окружено, и утром началось его истребление. На месте были расстреляны мужчины и мальчики в возрасте от 15 лет, всего 173 жителя, а женщины были отправлены в концлагерь Равенсбрюк. Детей же направили в концлагерь в Польше, где их проверили на возможность онемечивания; 9 детей под чужими немецкими именами были распределены по немецким семьям и выжили, а из остальных 95 детей вернуться потом на родину смогли лишь немногие.
Селение было буквально стёрто с лица земли, а то место, где оно находилось, было заново спланировано и засеяно травой. Само название «Лидице» исчезло со всех немецких географических карт.
Вспоминая, как наугад взятые, «среднестатистические» чехи ловили окровавленного Яна Кубиша и оказывали скорую помощь одинокому и беспомощному обергруппенфюреру СС, трудно удивляться тому, что покушение на Гейдриха было воспринято в народе, как говорится, со смешанными чувствами. Участник «домашнего» сопротивления Карел Веселы-Штайнер вспоминал в своей книге «Дорогой национального сопротивления» (Прага, 1947):
Поступок стрелявших в Гейдриха вызвал дома, среди участников сопротивления, чувство жалости и, до определённой степени, стыда и зависти, поскольку этого не удалось сделать самим. Нам, однако, приходилось сталкивались с неприятием народа, активную деятельность которого в сопротивлении гейдрихиада полностью прекратила или приостановила. Было в то время достаточно много чехов, которые осуждали акцию против Гейдриха из-за больших жертв…
Что же касается розыска парашютистов (спасших, как считают многие, не только государственные границы послевоенной Чехословакии, но и честь самого чешского народа), то всего через неделю после похорон Гейдриха политика устрашения и морального террора, проводимая немецкими нацистами и их чешскими пособниками, принесла, наконец, свои отвратительные плоды.
Писать на тему гейдрихиады вообще необычайно трудно. Во-первых, опираться приходится исключительно на чешские или (меньше) на словацкие источники, поскольку источники на других языках (включая книги, кинофильмы, сайты и т. д.) не являются самостоятельными и дают информацию из десятых рук. Во-вторых, даже чешские источники зачастую противоречат друг другу, что объясняется не только отсутствием многих документов (оно и понятно, так как во многих случаях речь идёт о деятельности в условиях подполья), но также политическими пристрастиями и множеством невидимых глубинных связей. Ведь всё происходило, в сущности, не так уж и давно.
Например, разные источники по-разному видят даже цвет автомобиля Гейдриха, не могут сойтись во мнениях, за кем же бегал шофёр-охранник Клейн, да и остался ли он вообще в живых, приводят различающиеся в десятки раз цифры немецких потерь при штурме храма Кирилла и Мефодия, указывают на то, что руководитель организации «Йиндра» Ладислав Ванек (отправивший в Лондон пресловутую радиограмму, см. первую часть нашей статьи) впоследствии сотрудничал с гестапо, или же подвергают сомнению саму возможность доверять Мирославу Иванову, озвучившему эту версию…
Или вот упомянутый выше Павел Севера, депутат парламента Чехии. В уже цитированной статье он, расписывая «не имевшие до той поры аналогов в мире» зверства нацистов в период гейдрихиады и говоря о трагедии маленького посёлка Лежаки, замечает:
Через две недели [после 10 июня — В. А.] нацистские службы безопасности обратили своё внимание на восточную Чехию. Это произошло на основе информации, полученной пардубицким отделением гестапо. Из неё гестаповцы узнали о деятельности радиостанции «Либуше», принадлежавшей группе «Silver A»…
Ну да, как же — «обратили своё внимание»… Ах, это всемогущее и проницательное пардубицкое отделение гестапо! Зам. председателя парламентского комитета по обороне и безопасности Чешской республики скромно так не договаривает о том, что под самым носом у гестапо города Пардубице группа «Silver A» активно действовала полгода, развернула широкую агентурную сеть, а радиостанция «Либуше» связывалась с Центром в Англии едва ли не ежедневно. Он не договаривает о том, что и пардубицкое, и пражское гестапо целых три недели терялись в догадках и что импульс для своих успехов пардубицкое гестапо получило от коллег из Праги. Но самое главное — он умалчивает о том, что и столичное гестапо находилось бы в полном неведении, если б среди чехословацких парашютистов не объявился предатель.
Да и о многом другом умалчивает представитель гражданского общества Чехии. Из его статьи читатель сможет вынести убеждение, что в трагедии селений Лидице и Лежаки виновата не только (это уж само собой) нацистская Германия, армия которой весной 1942 года так «успешно продвигалась по русским просторам к нефтяным месторождениям в предгорьях Кавказа», но и — косвенно — те из чехов (а их ведь было очень и очень мало), которых не покинуло гражданское мужество, потому что:
… с наибольшей вероятностью до этого бы [уничтожение Лидице и Лежаки — В. А.] не дошло, если б не было покушения на Гейдриха.
Старая песня о главном: мелодия профессора Ладислава Ванека (май 1942) в исполнении депутата Павла Северы (июнь 2005). Песня, действительно, старая-старая. Громче всех поют эту песню те, кто громче всех высокомерно упрекает своих восточных соседей в отсутствии у них гражданского общества. К счастью, сегодня далеко не все чехи разделяют эту точку зрения. Мы видели тому множество примеров выше, я приведу и ещё одну цитату. В комментии к статье «Покушение: героизм и предательство парашютистов», какой-то совсем простой чех, вовсе даже не высокопоставленный депутат, пишет так:
… Нет-нет, да и подойду я к тому костёлу на Рессловой улице и очень долго смотрю на стену, и сейчас ещё посечённую пулями немцев, и вижу последние минуты тех наших солдат, героев и, прежде всего, настоящих чехов. Они видели тогда только одну задачу: победить этих отвратительных нацистов, выгнать их из Чехии и жить нормальной жизнью.
Не знаю, как бы вёл себя я в то страшное время, победил бы меня страх (как подавляющее большинство в Протекторате), или же у меня возобладала бы ненависть к этим жестоким, напыщенным нацикам, и я воевал бы против них.
Я и правда не знаю. И оттого я испытываю ещё больше смиренного уважения и глубокого восхищения по отношению к тем людям.
Много говорят о последствиях покушения. Я всё понимаю, но если бы Гейдриха не убили в 1942 году, то он сам бы устроил ещё за ТРИ года во много раз больше убийств, прежде чем его в конце войны повесили бы или же он покончил бы жизнь самоубийством. Наши парашютисты вместе с теми, кто погиб в прямой связи с ПОКУШЕНИЕМ, не положили свои жизни напрасно, они умерли и тем самым сохранили жизни гораздо большему числу чехов, возможно даже всему народу…
Эти искренние слова простого, «анонимного» чеха как раз и дают надежду на то, что гражданское общество в современной Чехии всё-таки постепенно крепнет.
В первые же дни после покушения все находившиеся в Праге парашютисты были переведены в относительно безопасное место — в православный храм Кирилла и Мефодия на Рессловой улице, в центральной части города, между набережной Влтавы и Карловой площадью. Вначале там оказался Ярослав Шварц (группа «Tin»), затем к нему присоединились Кубиш, Валчик, Опалка, а также Ян Грубы и Йозеф Бублик (группа «Bioscop»). Наконец, 1 июня в храм перевели и Габчика.
Ежедневно в Праге и в других городах появлялись всё новые и новые объявления о всё новых и новых арестах и казнях. Какие чувства охватывали парашютистов, когда они слышали знакомые фамилии и адреса, когда они слышали о детях и стариках из Лидице? Какие чувства охватывали тех чехов, кто в те дни укрывал участников покушения? А ведь они знали, что рискуют не только своими жизнями, но и жизнями своих детей. Но они мужественно выполнили свой долг, несмотря на тотальный террор, несмотря на страх и готовность к предательству большинства своих сограждан.
В храме Кирилла и Мефодия должно было укрыться не семь, а восемь парашютистов, находившихся в момент покушения в городе. Но чех Карел Чурда (ещё один, помимо Опалки, парашютист из группы «Out distance»), не зная о готовящемся переводе на Ресслову улицу, 28 мая выехал на поезде из Праги (как ему это удалось?), а потом пешком добрался до родного дома недалеко от города Тшебонь (источник).
Он провёл с матерью и родными две страшные недели. Там он читал и слышал новости и о казнях за простое сочувствие к участникам покушения, и о награде за помощь в их поимке, и об удвоении этой награды, и о многотысячном митинге на Староместской площади с их осуждением, и о смерти Гейдриха, и о его торжественных похоронах, и о его малолетних детях-сиротах, и о лидицких детях-сиротах…
Карел ЧурдаНаконец, 13 июня Чурда не выдержал. Он написал анонимное письмо в полицию Бенешова, где назвал имена участников покушения. Чего он хотел? Остановить массовые репрессии ценой выдачи двоих своих товарищей? Или его охватил страх за судьбу близких? Или его соблазнил миллион рейхсмарок, который нацисты пообещали за головы парашютистов? Кто ж теперь скажет…
Однако, полицейские-чехи не торопились передавать письмо в гестапо и тянули с этим, сколько могли (когда их начальник добрался, наконец, до гестапо, то его немедленно арестовали). Карел Чурда опередил своё собственное письмо. Через два дня он узнал, что немцы объявили об амнистии тем, кто до 18 июня выдаст террористов, и принял решение выехать в Прагу.
На следующий день, после мучительных колебаний, после неудачной попытки вновь установить связь с подпольем, Карел Чурда вошёл в здание пражского гестапо. С этой минуты пути назад для него уже не было.
Для гестапо 16 июня стало днём переломным. Наконец-то гигантский репрессивный аппарат стал работать не вслепую. В ходе многочасовых допросов Чурда охотно рассказал обо всём, что знал сам, и обо всех, кого знал. Гестапо немедленно пошло по названным им адресам, и покатилась лавина арестов, казней, самоубийств и жестоких пыток, которые выдерживали не все.
На одной из конспиративных квартир были найдены документы, ведущие к пардубицкому подполью и к двум другим, помимо Валчика, членам группы «Silver A».
Наконец, 17 июня гестапо узнало и о том, где именно в Праге укрывались семеро парашютистов: молодой подпольщик стойко выдерживал физические мучения, но вынести вида своей матери, Марии Моравцовой, которой за несколько часов до того посчастливилось покончить с собой, он не смог…
О последнем героическом бое семерых парашютистов, укрывшихся в храме Кирилла и Мефодия, рассказывают два документа: рапорт бригадефюрера фон Тройенфельда, командира участвовавших в том бою солдат СС, и написанный вслед рапорт руководителя пражского гестапо Ганса Гешке (чешский перевод со ссылкой на дальнейший источник можно увидеть здесь).
Вот как всё происходило. Гестапо, точно зная теперь местонахождение парашютистов, действовало молниеносно. Ночью с 17 на 18 июня 1942 года Карл Франк, руководитель СС и гестапо в Протекторате, провёл с подчинёнными краткий инструктаж, и около половины пятого утра примерно 400 эсэсовцев начали брать храм Кирилла и Мефодия в плотное кольцо. Одновременно гестаповцы в штатском попытались войти в храм, но из темноты внутреннего помещения раздались выстрелы Бублика, Опалки и Кубиша. Прикрывая своих товарищей, которые в подземелье храма пытались прокопать ход в подвалы соседнего здания, те почти два часа сдерживали нападавших. К семи часам утра, израсходовав все боеприпасы, трое парашютистов покончили жизнь самоубийством.
В подземелье, где оставались Валчик, Грубы, Шварц и Габчик, вело лишь небольшое отверстие, а основной вход туда прикрывала массивная каменная плита. Эсэсовцы вначале безуспешно пытались забросать парашютистов гранатами — как обычными, так и со слезоточивым газом, но потом приняли решение затопить подземелье. Эту ответственную миссию поручили чешским пожарным, которые сноровисто приступили к затоплению, оценив со знанием дела, что на это потребуется примерно полтора часа. (Интересная подробность: когда уровень воды в подземелье достиг 90 сантиметров, Тройенфельд, без согласования с непосредственно руководившим операцией Гешке, неожиданно распорядился прекратить дальнейшую подачу воды, чем, по словам шефа гестапо, «вызвал среди пожарных сильное замешательство относительно того, как у нас обстоят дела с управлением».)
Затем небольшой отряд эсэсовцев проник в подземелье и попытался было забросать защитников гранатами, но сразу напоролся на сильный ответный огонь. Тогда чешские пожарные (опять они!) стали откачивать воду и очищать воздух от остатков слезоточивого газа, облегчая тем самым эсэсовский штурм. Ожесточённый бой в подземелье продолжался несколько часов…
Когда же чешские пожарные очень быстро, в течение десяти минут, разбили каменную плиту, прикрывавшую вход в подземелье, выстрелы внизу смолкли. Эсэсовцы нашли там тела четверых парашютистов, которые последние пули выпустили в себя. Их вынесли наружу, и Карел Чурда в присутствии группенфюрера СС Карла Франка произвёл опознание своих мёртвых бывших товарищей.
Карел Чурда (третий справа) производит опознание. Окровавленная рубашка Йозефа Габчика
Согласно указанным документам, около двух десятков эсэсовцев получили в ходе боя ранения — других же потерь у них не было.
По-видимому, это соответствует действительности, потому что, например, Гешке было бы трудно скрыть потери от Карла Франка, который и сам присутствовал тогда на Рессловой улице. В бою с многократно превосходящими силами противника отважная семёрка сделала всё, что могла. Из рапорта Тройенфельда на имя обергруппенфюрера СС Курта Далюге, преемника Гейдриха на посту наместника:
Акция и бой против политических преступников по ожесточённости и упорству были подобны тяжёлой акции ударного отряда на фронте…
Православные священники во главе с епископом Гораздом, укрывавшие парашютистов в храме, были впоследствии казнены. Таким образом, силы сопротивления в Праге оказались полностью разгромлены, и следующей целью гестапо стал город Пардубице.
Последовали новые аресты, допросы и пытки, которые позволили установить, что радиостанция «Либуше» скрывалась в маленьком, всего в несколько домов, посёлке Лежаки.
20 июня 1942 года гестапо устроило в Пардубицах засаду, и в перестрелке на улицах погиб руководитель группы «Silver A» Альфред Бартош. 23 июня пардубицкое гестапо получило согласие на ликвидацию посёлка Лежаки. Краткое официальное сообщение в печати от 26 июня 1942 года:
24 июня посёлок Лежаки вблизи Лоуки (район Хрудим) был сровнен с землёй. Взрослые жители были, в соответствии с режимом чрезвычайного положения, расстреляны. Население укрывало чешских парашютистов, которые играли ведущую роль в подготовке покушения на обергруппенфюрера СС Гейдриха, и пыталось их спасти от полиции.
Как уже говорилось в нашей статье «Ян Свитак. Смерть у костёла св. Мартина», расстрелы взрослых жителей посёлка Лежаки — сначала женщин, а затем мужчин — происходили одновременно с большим мероприятием в Национальном театре, на котором все сколько-нибудь значимые чешские артисты присягали на верность Рейху.
До самого рассвета тела расстрелянных отвозили в крематорий, их пепел потом был развеян по ветру. Их дети были отправлены в концлагерь на территории Польши, в газовых камерах которого дети посёлка Лежаки вскоре разделили трагическую судьбу детей Лидице и сотен польских детей. 26 июня 1942 года радиостанция «Либуше» в последний раз вышла в эфир. Радист Иржи Потучек сообщал:
26 июня: Лежаки у Врбатова Костелце, где я находился со своей станцией, были сровнены с землей. Люди, которые мне помогали, арестованы. Следующая связь в 23 часа 28 июня.
В Англии напрасно ждали следующего сеанса связи. 2 июля спящий Иржи Потучек, последний из группы «Silver A», был застрелен в лесу чешским жандармом по фамилии Пулпан. Всё было кончено, и уже 3 июля власти Протектората отменили чрезвычайное положение.
Это событие совпало с грандиозной манифестацией на Вацлавской площади Праги. Подробнее о ней можно прочитать в указанной выше статье.
Карел Чурда получил за своё предательство обещанные нацистами миллионы. В той же статье было упоминание о том, что миллионы получил также и другой предатель-парашютист, Вилиам Герик.
Но история его предательства несколько отличается от истории Чурды и заслуживает того, чтобы о ней рассказать. Из первой части этой статьи мы уже знаем, что Вилиам Герик был единственным из группы «Zinc», кто остался в живых после роковой ошибки пилота, выбросившего группу над территорией Словакии. 22-летний Герик (а Чурде, например, было тогда 30 лет) остался абсолютно один, во враждебной среде, лишённый связи, брошенный руководством на произвол судьбы. В Лондоне ему говорили, что всюду он найдёт помощь и укрытие, а он, переходя от одного конспиративного адреса к другому, убеждался в обратном.
Оказавшийся в подобной ситуации парашютист Ян Земек из группы «Silver B» вспоминал потом:
… Мы имели разве что последнюю пулю, чтобы прострелить себе голову… А были также сотни и сотни предателей… Люди не доверяли друг другу. Когда высадились члены группы «Platinum» во главе с Неханским, то они пришли по первому же надёжному адресу. Тот человек их прогнал, а затем пошёл и их выдал…
Вилиам ГерикС огромным трудом словак Герик добрался до Праги. У него были с собой деньги, но нужны были не деньги, а продуктовые карточки. На последней конспиративной квартире ему посоветовали обратиться лучше в гестапо. И вот Вилиам Герик, голодный, оборванный и находившийся на грани нервного исчерпания, пришёл за помощью в чешскую полицию. А та — просто передала его гестапо.
На допросах Герик подробно рассказал, например, о своей подготовке в Англии. Кажется, ничего другого он и не знал. Тем не менее, стараниями следователя гестапо ему была выплачена такая же сумма награды, какую получил и Карел Чурда. Не исключено, что истинной причиной нацистской «благотворительности» явились личные корыстные интересы гестаповского следователя.
Затем Вилиама Герика стали мучить угрызения совести, он попытался снова выйти на подпольщиков, но вышёл на гестапо и был отправлен в концлагерь Дахау. После войны он, как это ни странно, вернулся в Прагу, его судили, приговорили к смертной казни и повесили.
Карела Чурду угрызения совести не мучили. На его совести будет ещё немало жизней. Ещё во время боя в храме Кирилла и Мефодия он призывал своих бывших товарищей сдаться, потом участвовал в опознании трупов, потом стал ценным гестаповским провокатором, представляясь парашютистом, который нуждается в помощи. Тех, кто ему верил, ждала смерть. Женившись на родственнице сотрудника гестапо, он до конца войны прожил вполне благополучно. В мае 1945 года он был арестован. По приговору суда Карел Чурда был повешен 29 апреля 1947 года в пражской тюрьме Панкрац.
Теперь на месте покушения находится большая транспортная развязка, и ничто там не напоминает о событии, которое, возможно, круто изменило судьбу Чехии. Вот что пишет Ярослав Чванчар:
… Я привожу сюда интересующихся, в том числе и из-за рубежа, и мне досадно, что нет здесь памятной доски или камня. О том событии снимаются кинофильмы и пишутся книги, но место остаётся никак не обозначенным. Проходят десятилетия, и постоянно находятся какие-нибудь причины, из-за которых ничего не делается.
В этой же его статье приводятся слова Ганы Рандалковой, местной жительницы, которой в мае 1942 года было 11 лет: «Нет тут никакой памятной доски, и никогда не было». Это не совсем точно. И смех, и грех, но ведь был, был же на месте покушения памятник, и даже почётный караул возле него тоже был! Да только снесли тот памятник сразу после освобождения, а потом и имена отважных парашютистов стали забывать. Почему так было при коммунистах — это понятно, ведь парашютисты прибыли из Англии. Но вот и коммунистов нет уже скоро два десятилетия… Так почему же?
Почётный караул эсэсовцев у памятника на месте покушения. Рядом — вдова и дети Гейдриха
Почему же до сих пор в Чехии звучит мелодия «старой песни о главном»? Может ли считаться гражданским общество, атомизированное страхом или сплочённое неблагодарностью? И почему же вместе, в одной «братской» могиле, лежат в наши дни останки Яна Кубиша, Йозефа Габчика и — Карела Чурды? Отважной подпольщицы Марии Моравцовой и — палача Лидиц Гаральда Визмана?
В той же самой могиле в пражском районе Дяблице лежат и останки Карла Франка. Он оставался в Праге почти до самого конца, перебежал к американцам, но в Нюрнберг всё же не попал — американцы вернули его в Прагу. Дружно ненавидимый всеми чехами, он был приговорён к смерти. 22 мая 1946 года, во дворе тюрьмы Панкрац, он был повешен под ликование многотысячной толпы.
Казнь Карла Франка снималась на фото- и киноплёнку. О своём впечатлении от просмотра этого документального кино вспоминает известный кинорежиссёр Иржи Вейс, который сразу же после оккупации Чехословакии эмигрировал в Англию и всю войну прожил вне страны (цитируется по изданию: Miloš Heyduk, Karel Sýs, Protektorát ve fotografiích, nakl. BVD, s.r.o., Praha, 2006; с. 101):
… На экране многотысячная толпа с воодушевлением размахивала перед камерой руками. Несколько заботливых папаш подняли детишек на плечи, чтобы они могли хорошо видеть то повешение. Мне это казалось чем-то средневековым, тогда в придачу ломали осуждённых на колесе, но зрителям это так сильно нравилось, и я не говорил ничего.
Я начинал понимать, что у нас, живших за границей, иной опыт и иной взгляд на вещи, чем у людей дома. При крупном плане, когда палач рукою ломал К. Франку шею, мне стало по-настоящему плохо, и я потерял сознание…
Какая странная ирония судьбы: а ведь тогда, 22 мая 1947 года, смерть повешенного Карла Франка официально зафиксировал судебный врач доктор Наварра — муж той самой Марии Наварровой, которая 27 мая 1942 года первой поспешила на помощь раненному осколками Рейнхарду Гейдриху. Бывает же…
Валентин Антонов, декабрь 2006 года
Следующая статья: Пик «Гейдрихиада». 3. Время и судьбы