Коварного вида дама в шляпке — это, конечно же, Клавдия Шульженко. Она не всегда была той бабушкой, которую в детстве я часто видел по телевизору. Помню в её исполнении песню «Синий платочек» и особенно то, с какой экспрессией Шульженко буквально выкрикивала в зал заключительные строки этой песни:
… Строчит пулемётчик За синий платочек, Что был на плечах дорогих!
Впрочем, у текста знаменитой песни «Синий платочек» — своя непростая история. И не было там сперва никакого пулемётчика, да и войны никакой там ещё не было: «… И вновь, как цветочек, синеет платочек — милый, желанный, родной!..» А про войну на эту мелодию стали петь стихийно и сразу, уже в первые дни:
Двадцать второго июня, Ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, Что началася война…
И только потом уже, в ходе войны, появился у песни тот самый, всем нам знакомый, текст. Непростая история, да… Слова менялись много раз — но мелодия всегда была одной и той же.
Если бы композитор Ежи Петерсбурский подарил нам одну лишь эту мелодию, то и тогда он навсегда вошёл бы в историю нашей песенной классики. Но одним лишь «Синим платочком» дело тут не ограничилось: ведь редко кто не знает у нас ещё одной мелодии Петерсбурского, ставшей теперь настоящим символом предвоенных лет. Вот спросите у кого хотите, наугад: с какими популярными нашими песнями связано у него в сознании то время — конец 30-х годов? Спросите, и вы непременно услышите в ответ: танго «Утомлённое солнце». Мелодию этого отечественного шлягера также написал Ежи Петерсбурский. Мелодию — но не саму эту песню!..
Обо всём, однако, по порядку. Ежи Петерсбурский был одним из тех талантливых еврейских музыкантов, становление которых происходило на стыке российской и европейской культур. Он родился и учился в Варшаве, которая тогда входила в состав Российской империи. Там он совсем ещё малым ребёнком научился играть на рояле, там же он подростком дебютировал в качестве пианиста. Музыкальное образование он получил в Варшавской консерватории, а стажировался он в Вене, где на его способности обратил внимание сам Имре Кальман, который и посоветовал ему заняться эстрадной музыкой. Между прочим, в Вене Ежи Петерсбурскому довелось поработать и вместе с Александром Вертинским.
В 20-е и в 30е годы, уже в независимой Польше, его имя было, как говорится, на слуху — по многочисленным эстрадным песням, по музыке к польским кинофильмам и спектаклям, по его опереттам и, наконец, по его выступлениям в качестве пианиста в эстрадном оркестре Гольда, одним из организаторов которого сам же он и являлся.
Так вот. В 1936 году польскую эстраду буквально взбудоражила его мелодия, которая — с польским текстом Зенона Фридвальда — в один миг и на долгое время стала в Польше самым настоящим эстрадным хитом: танго «To ostatnia niedziela» («Это воскресенье — последнее», или просто: «Последнее воскресенье»). Звукозаписывающие фирмы не успевали выпускать всё новые и новые тиражи грампластинок, с разными оркестрами, в разных манерах исполнения и с разными исполнителями — всё сметалось с прилавков подчистую.
Первым — и лучшим — исполнителем танго «To ostatnia niedziela» был, однако, Мечислав Фогг — звезда польской эстрады тех лет. Давайте послушаем одно из его исполнений:
 |
Teraz nie pora szukać wymówek:
Fakt, że skończyło się.
Dziś przyszedł inny, bogatszy
I lepszy ode mnie,
I wraz z tobą skradł szczęście me!..
Jedną mam prośbę, może ostatnią,
Pierwszą od wielu lat:
Daj mi tę jedną niedzielę,
Ostatnią niedzielę,
A potem niech wali się świat!..
To ostatnia niedziela,
Dzisiaj się rozstaniemy,
Dzisiaj się rozejdziemy
Na wieczny czas.
To ostatnia niedziela,
Więc nie żałuj jej dla mnie,
Spojrzyj czule dziś na mnie
Ostatni raz.
Będziesz jeszcze dość tych niedziel miała,
A co ze mną będzie, któż to wie…
|
To ostatnia niedziela… Moje sny wymarzone… Szczęście tak upragnione — skończyło się…
Pytasz, co zrobię i dokąd pójdę?.. Dokąd mam iść?.. Ja wiem: Dziś dla mnie jedno jest wyjście, Ja nie znam innego. Tym wyjściem jest… no, mniejsza z tem… | Jedno jest ważne, masz być szczęśliwa. O mnie już nie troszcz się… Lecz zanim wszystko się skończy, Nim los nas rozłączy, Tę jedną niedzielę daj mnie!.. |
Я уже как-то говорил, что танго — это и вообще грустно, но уж тут, согласитесь, что-то совсем запредельное. Прямо-таки душераздирающая — хотя ведь и прекрасная! — мелодия Ежи Петерсбурского и соответствующее ей — впрочем, великолепное — исполнение Мечислава Фогга… Ну что, посмотрим теперь текст Зенона Фридвальда?.. Давайте посмотрим:
Теперь не время искать оправдания: понятно, что всё закончилось. Сегодня пришёл кто-то другой, богаче и лучше меня, и вместе с тобой — он украл и моё счастье!..
У меня есть единственная просьба. Может, последняя… впервые за много лет: дай ты мне одно лишь это воскресенье, последнее воскресенье — а после хоть весь мир пусть валится!..
Это воскресенье — последнее: сегодня мы расстанемся, сегодня мы разойдёмся навеки.
Это воскресенье — последнее, так не жалей его для меня, взгляни на меня с нежностью, в последний раз.
У тебя этих воскресений будет ещё много-много, а вот что будет со мною — да кому же то ведомо…
Это последнее воскресенье… Мои в мечтах взлелеянные сны… Столь желанное счастье — закончилось…
Ты спрашиваешь, что я сделаю и куда я пойду?.. А куда мне идти?.. Я знаю: теперь у меня есть лишь один выход, другого я не вижу. Этот выход… впрочем, не будем об этом…
Одно лишь важно: ты должна быть счастлива. Обо мне уже не беспокойся… Но прежде чем всё закончится, прежде чем судьба нас разлучит — дай ты мне одно лишь это воскресенье!..
Это воскресенье — последнее: сегодня мы расстанемся, сегодня мы разойдёмся навеки. […] Столь желанное счастье — закончилось…
Вот такой текст и такое настроение… В Польше танго «To ostatnia niedziela» получило прозвище «танго самоубийц» — вероятно, не без веских к тому оснований…
Примерно через год после сногсшибательной польской премьеры мелодия танго «To ostatnia niedziela» пересекла польско-советскую границу, чтобы стать хитом и у нас. Мелодия — но не текст. Появление на советской эстраде польского «танго самоубийц» — это было совершенно исключено: никакой репертком не пропустил бы к нам тот огромный заряд «упаднического настроения», который нёс в себе оригинальный польский текст. Поэтому среди наших поэтов-песенников возник своеобразный негласный конкурс: вот есть чудесная беспризорная мелодия танго, к которой нужно написать непременно свой текст и ни в коем случае не переводить текст оригинальный.
Так… хорошо… танго, говорите?.. Значит, грусть. От грусти при такой-то мелодии — ну никуда не уйти. Значит, говорите, нужна хоть и грусть, но чтобы не очень грустная грусть?.. Грусть расставания… да это мы мигом!..
И взоры поэтов-песенников дружно обратились… к чему?.. Правильно! К курортным романам. Чем не грусть? Чай, люди в тех реперткомах тоже не железные сидят — пропустят без звука…
Короче говоря, на мелодию Ежи Петерсбурского были у нас написаны и в короткий срок изданы на грампластинках аж три различных варианта текстов: вначале появились две песни на тему курортных романов, а вскоре после них — короткая и милая песенка просто о том, что лето прошло, что настроение отвратительное и что теперь вот опять придётся как-то зимовать.
Вот с этой последней песенки мы и начнём. Называется она «Листья падают с клёна». Музыка, естественно, Ежи Петерсбурского, а автором слов к ней является Андрей Волков.
Песня звучит в оригинальном исполнении вокального джаз-квартета, который был создан пианистом Александром Рязановым в 1938 году: актёры МХАТ Александр Акимов, Пётр Нечаев, Николай Семерницкий и Николай Словинский. За фортепьяно — Александр Рязанов:
«Листья падают с клёна». Пластинка Грампласттрест 7103Листья падают с клёна — Значит, кончилось лето, И придёт вместе с снегом Опять зима. Дверь балкона забита, Поле снегом покрыто, И под сумрачным небом Стоят дома. | В тихом доме светится Окошко, За окном не спит Сейчас она. Листья падают с клёна — Значит, кончилось лето, И придёт вместе с снегом Опять зима. |
Текст «Листья падают с клёна» выглядит очень симпатично. Никакого надрыва: совершенно абстрактная грусть, близкая сердцу каждого метеозависимого человека. Слушая эту песню, каждый грустит о чём-то о своём, и даже вскользь брошенное замечание, что-де «за окном не спит сейчас она», никакой конкретики, в сущности, не вносит: каждый может понимать это так, как ему заблагорассудится. Кто не спит за светящимся окном и почему не спит — остаётся только гадать: может, от большой любви, а может, и по долгу службы.
Приведённый выше текст — вдвое короче оригинального. И вовсе не случайно он целиком выделен курсивом: поётся этот текст только лишь там, где в оригинальной польской версии звучит припев, а вместо куплетов мы здесь слышим одну лишь мелодию Ежи Петерсбурского.
А вот текст следующей нашей песенки на эту мелодию полностью повторяет структуру танго «To ostatnia niedziela». Ленинградская поэтесса Аста Галла постаралась быть предельно конкретной: да, познакомились на Юге, точнее — на побережье Чёрного моря, ещё точнее — в Крыму, а уж если совсем точно — то в Мисхоре… Нет, загорать на берегу не очень любили, зато целыми днями лазили по горам и лишь к вечеру спускались к морю… Но курортное счастье недолговечно, и вот пришла пора расстаться… Наступила осень с её первыми заморозками, и письма стали приходить всё реже и реже… Но я вновь и вновь перебираю их, перечитываю, вспоминаю беззаботный Юг, мечтаю неизвестно о чём и — и грущу…
Самое интересное, что при таком обилии подробностей, которые есть в тексте «Песни о Юге», трудно сказать наверняка, написан ли он от лица женщины или же от лица мужчины. Но если судить по общему настроению, то это, скорее, «женский» текст. К тому же Аста Галла — поэтесса, то есть женщина. И самое-то главное: «Песню о Юге» сочла возможным включить в свой репертуар Клавдия Шульженко — та самая «дама в шляпке»…
В неподражаемом исполнении Клавдии Шульженко слушаем танго «Песня о Юге»:
Осень пришла, как мало у ней Прозрачных и тёплых дней. В саду замёрзли цветы, Солнце светит всё реже, И реже шлёшь письма мне ты. | Ветер в окно стучится так зло, А птицы летят на юг. Туда, где свет и тепло, Где ещё так недавно Мы дни коротали, мой друг. |
 | Помнишь лето на Юге, Берег Чёрного моря, Кипарисы и розы В огне зари. Нашу первую встречу Там, в горячем Мисхоре, Где плеск ласковый моря Как песнь любви. Каждый день в горах Вдвоём бродили, Каждый вечер Слушали прибой… |
Помнишь лето на Юге, берег Чёрного моря, Где так счастливы были тогда с тобой.
Но у любви и осенью злой Так много весенних дней. Любовь свой след золотой Оставит повсюду, И в комнате станет светлей. | Письма твои беру я опять, Читаю их между строк. И снова буду мечтать, Снова розами Крыма Повеет бумажный листок. |
Каждый день был ласковым, цветущим, Каждый вечер — пряным и зовущим. Помнишь лето на Юге, берег Чёрного моря, Кипарисы и розы в огне зари…
Ленинград, 1939 год. Пластинка Ленмузтрест 1324
О поэтессе по имени (или псевдониму?) Аста Галла, написавшей приведённый выше текст, лично мне мало что известно. Впрочем, ведь и не только мне. Вспоминаю характерный обмен мнениями среди опытных коллекционеров старых грампластинок:
— Автор слов — Аста Ралла. Ну, или как её ещё пишут — Галла.
— Всё-таки непонятно, как правильно: Ралла или Галла? И скорее всего, «а» пришло из родительного падежа, и правильно будет Ралл или Галл?
— Это именительный падеж, а в родительном будет Галлы. Ну, или Раллы…
Пластинки с записью «Песни о Юге» выпускались в Ленинграде и сравнительно малыми тиражами, так что эта песня на мелодию Ежи Петерсбурского даже и до войны была не очень популярна. Не исключено, однако, что как раз текст Асты Галлы, полностью повторяющий структуру польского оригинала, был написан раньше своих «конкурентов», ставших гораздо более популярными: не только раньше текста «Листья падают с клёна», но даже раньше текста третьей и самой известной русскоязычной версии знаменитого польского шлягера.
Пластинки с этой самой «третьей версией» выпускалась у нас перед войной громадными тиражами, обеспечив песне «Расставание» невиданную популярность. Танго «Расставание» всем нам хорошо известно под другим своим названием — танго «Утомлённое солнце».
Текст «Расставания» был написан поэтом Иосифом Альвеком, верным другом Велимира Хлебникова. Лирический герой танго «Расставание» также слегка грустит о своём курортном романе, но, в отличие от текста Асты Галлы, у Альвека это, безусловно, мужчина.
И ещё одно отличие «Расставания» от «Песни о Юге»: текст Иосифа Альвека вдвое короче текста Асты Галлы, так что пение мы услышим только лишь там, где в оригинальной польской версии звучит припев. То же самое, если помните, было и в песне «Листья падают с клёна». Вообще, создаётся такое впечатление, что текст песни «Листья падают с клёна» был написан по шаблону появившейся чуть ранее (и уже успевшей к тому времени обрести популярность) песни «Расставание»: оба эти текста полностью взаимозаменяемы, и любой из них — безо всякого труда и с прежним успехом — можно петь вместо другого.
Танго «Расставание» в исполнении оркестра А. Цфасмана было у нас перед войной очень популярным
Нет, решающим в том колоссальном успехе, который ждал у нас танго «Расставание», стал вовсе не текст Альвека, а сама мелодия Ежи Петерсбурского, да и не просто эта мелодия, а блестящая её обработка, произведённая Александром Цфасманом. Цфасман сделал, в сущности, очень простую и совершенно стандартную для танцевальной музыки вещь: отсутствие вокала на месте куплетов оригинального польского танго позволило ему выдвинуть на первый план именно мелодию, в которой Цфасман, к тому же, постарался акцентировать ритм. В итоге танго «Расставание» в гораздо большей степени, нежели «To ostatnia niedziela», стало произведением именно танцевальным. Секрет огромного успеха «Расставания» прост: под него оказалось очень удобно танцевать, тогда как песню «To ostatnia niedziela» нужно было, скорее, слушать.
Именно в исполнении оркестра Цфасмана танго «Расставание» и стало — классикой жанра и символом эпохи. Послушаем это исполнение. Поёт солист оркестра Павел Михайлов:
Утомлённое солнце Нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, Что нет любви. Мне немного взгрустнулось: Без тоски, без печали В этот час прозвучали Слова твои. | Расстаемся, я не стану Злиться, Виноваты в этом Ты и я. Утомлённое солнце Нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, Что нет любви. |
Поёт Павел Михайлов. Москва, 1937 год. Пластинка Грампласттрест 5922
Вы слышите этот нарочито подчёркиваемый — можно сказать, агрессивный — ритм? Бух, бух, бух… Сравните теперь с оригинальной польской песней — деликатной и даже лиричной… Перед Альвеком стояла ведь тоже довольно простая задача: как можно меньше отвлекать своим текстом внимание танцующих. Он с этой задачей вполне справился: текст у него получился короткий, фонетически благозвучный и достаточно бессмысленный — а что ещё нужно для танца?.. Фраза «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось» врезалась в память мгновенно и навсегда, всё остальное там — особого значения уже не имело…
Мне вспоминается в этой связи недавняя пародия на «Утомлённое солнце». Пародия или не пародия… в общем, оставили Цфасмана и заменили Альвека — получилось не «Утомлённое солнце», а «Миллионы японцев». Давайте послушаем. Исполняют «Мурзилки International»:
«Утомлённое солнце» давно уже стало излюбленным произведением наших режиссёров, когда они ставят театральные спектакли или делают кинофильмы о конце 30-х и начале 40-х годов, когда там требуется передать колорит и атмосферу предвоенных лет: вроде бы всё ладно и безмятежно, а в то же время что-то во всём этом есть тревожное, что-то там идёт не так.
Конечно, теперь уже танго «Утомлённое солнце» стало достоянием истории. Пусть оно уже и не занимает первые строчки хит-парадов, но его все знают. А уж кто только не исполнял его за прошедшие десятилетия!.. От Елены Ваенги до Бориса Штоколова. Точнее, наоборот…
Даже в Польше известность танго «Утомлённое солнце» настолько велика, что иногда и сами поляки затрудняются сказать, какое танго появилось раньше — наше «Утомлённое солнце» или «To ostatnia niedziela» Ежи Петерсбурского. Впрочем, мы с вами знаем, какое…
Замечательный мелодист Ежи Петерсбурский прожил долгую и интересную жизнь. Осенью 1939 года он оказался на той территории Польши, которая отошла к Советскому Союзу. Он даже успел поруководить Белорусским республиканским джаз-оркестром, но вот стать советским композитором и музыкантом ему всё же было не суждено: в начале 40-х годов ему удалось записаться в ряды «Польской армии на Востоке» (армия генерала Владислава Андерса), которую наши союзники формировали на Ближнем Востоке, и с тех пор, кажется, Ежи Петерсбурский больше у нас и не бывал.
После войны он жил и работал в Бразилии, в Аргентине, даже в Венесуэле недолго, а на родину он возвратился тогда, когда ему было уже за семьдесят — вроде как умирать возвратился. Но вместо этого он, к тому времени вдовец (в 1967 году его жена погибла в Аргентине при землетрясении), в Варшаве обрёл свою новую жену, которая вскоре подарила ему сына — Ежи-младшего (тот тоже стал композитором; вот его сайт). В 1979 году, спустя десять лет после рождения сына, Ежи Петерсбурский скончался. Он был похоронен на старом варшавском кладбище в Повонзках — это фотография памятника на его могиле:
Памятник на могиле Ежи Петерсбурского. Рядом похоронена его жена Сильвия и его тёща
На этом памятнике читаем надпись: «Ежи Петерсбурский. Композитор. Создатель всемирного известного шлягера «Танго Милонга» (О, донна Клара)»…
Да. Кроме «Последнего воскресенья» — ещё и «Донна Клара», знаменитое танго конца 20-х и начала 30-х годов. Я лишь напомню:
Oh, Donna Clara, Ich hab' dich tanzen geseh'n. Oh, Donna Clara, Du bist wunderschön!..
У нас в стране «Донна Клара» Ежи Петерсбурского тоже ведь стала символом, но, скорее, символом очень негативным. В кинофильме Сергея Бондарчука «Судьба человека» под звуки именно этого танго колонны из сотен людей обречённо идут в крематорий концлагеря, чтобы выйти из него чёрным дымом. Говорят, что у Ежи Петерсбурского, когда он впервые увидел эти кадры, случился сердечный приступ — мы уже как-то писали об этом…
Но вернёмся к «Последнему воскресенью». Так же, как у нас помнят и с удовольствием всё ещё исполняют «Утомлённое солнце», в Польше и помнят, и любят, и поют песню «To ostatnia niedziela». Но в отличие от «Утомлённого солнца», где и петь-то, по сути, нечего, «Последнее воскресенье» в Польше часто исполняют актёры, обладающие безупречным вкусом, которые главный упор делают не на мелодию (она звучит где-то на заднем плане), а на текст. И тогда «To ostatnia niedziela» в их исполнении превращается в небольшое театральное действо: например, это исполнение (актёры Пётр Махалица и Збигнев Замаховский, певица и актриса Магда Умер) или же вот это (актёр, режиссёр и художественный руководитель варшавского театра «Studio Buffo» Януш Юзефович, а подпевает ему актёр Войчех Дмоховский).
Ну а пример совсем уж предельной театрализации «Последнего воскресенья» — это, конечно, исполнение Петра Фрончевского. В сущности, знаменитый польский «человек-голос» здесь уже не столько даже и поёт, сколько играет: играет коротенькую драматическую роль.
«To ostatnia niedziela» в исполнении Петра ФрончевскогоНа этом можно было бы, пожалуй, и закончить наш рассказ о Ежи Петерсбурском и о его удивительных мелодиях, связавших поляков и россиян хоть и незримо, но накрепко. Скажу ещё вот о чём: Ежи Петерсбурский искренне дружил с Александром Цфасманом и до конца своих дней поддерживал добрые отношения с Клавдией Шульженко, которую он считал лучшей, непревзойдённой исполнительницей своей песни «Синий платочек».
Кстати говоря, столь любимый у нас «Синий платочек», переведённый на польский язык — «Błękitna chusteczka», — полюбился и полякам.
Да ведь и в личной жизни композитора эта песня сыграла очень даже немаловажную роль! Именно благодаря «Синему платочку» Ежи Петерсбурский, вскоре после возвращения в Польшу, познакомился со своей будущей женой Сильвией, оперной певицей. Познакомились они в Сопоте, где Сильвия — тогда ещё Клейдыш, а не Петерсбурска — с неизменным успехом пела «Синий платочек» на всех концертах. «Я даже и не думала, что благодаря этой песне стану женой Ежи Петерсбурского», — напишет она два десятилетия спустя…
Ежи Петерсбурский: «To ostatnia niedziela» в Польше и «Утомлённое солнце» у нас — две песни, а мелодия одна. Одна мелодия на всех — грустная мелодия танго, неожиданно ставшего символом «довоенного счастья».
Последнее мирное танго, словно бы рассекшее надвое множество людских судеб…
Валентин Антонов, апрель 2011 года