И на этот раз — уже, видимо, по привычке — мы с вами войдём в «мир Стефании Гродзеньской» вместе с польской журналисткой Беатой Кенчковской («Gazeta Wyborcza Stołeczna»), которая частенько заглядывает в варшавский дом на Солнечной улице, чтобы потом читатели «Газеты» могли вновь и вновь узнавать, о чём думает «самая молодая старушка в Варшаве», чем она живёт, что она любит в жизни и что ей решительно не нравится. Сегодня мы с вами тихонечко подслушаем, о чём обе дамы побеседовали в июле 2008 года. Разговор, как обычно, начинает Беата Кенчковска (перевод с польского — Валентин Антонов):

Что явилось причиной боевого настроения, в котором я вас застала?

Уже несколько недель я читаю в «Газете» о нашествии рекламы на варшавские здания. Ну, я и решила закатать рукава и броситься спасать свет. Ты знаешь такую старенькую шутку: какое наилучшее средство от тараканов?

Полюбить их.

Вот именно. Когда я это вспомнила, то меня осенило: надо приручить рекламу настолько, чтобы можно было её полюбить.

Но как это сделать?

Развешивать билборды задом наперёд. Жители бы видели в своих окнах рекламные картинки на все вкусы: у кого-то за окном была бы блондинка, слизывающая с пальца замечательный сырок, кто-то бы видел сексуально неряшливого брюнета, который бреется с помощью пены. Для оптимистов — в одном окне перхоть есть, а в другом она исчезает. В левом окне вздутие увеличивается, а в правом — спадает.

А снаружи?

Живот становится меньше… а, ты спрашиваешь о зданиях? Тыльная сторона каждого билборда должна гармонировать по цвету с соседними. Варшава превратилась бы в мировую столицу покоя: единственную в своём роде, где все фасады были бы пёстрыми, гладкими, где их гармонию не нарушали бы ряды окон. А скажи, на павильоне «Цепелии» всё ещё торчит тот надутый медвежонок-панда?

Да, к сожалению. Настоящим, трогательным пандам — ленивым, медлительным, замечательно несовременным — грозит исчезновение. Надутый агрессивный монстр на «Цепелии» может остаться единственным представителем этого вида.

Я ведь говорила: полюбить таракана! Конечно же, не так, как панду. Ты помнишь его боевую позу? Вложить ему в одну лапу меч, а в другую щит — и получится Сиренка. Покровительница варшавской битвы с рекламами. У нас даже есть уже готовая песня, для разминки:

Коль уж танцы, то только лишь вальсик в Варшаве,
А коль вальсик, то с пандой — такою, как ты!..

… Во «Вступительном антислове» к сборнику «Brzydki ogród», изданному в 1974 году издательством в Лодзи, Стефания Гродзеньска очень подробно и очень откровенно раскрыла перед читателями многие тайны своей биографии. То её «Антислово» (после короткого и энергичного «Вступительного слова») начинается следующим образом:

Уже несколько поколений все женщины в моей семье, случайно проезжая через Лодзь, рожают тут дочерей. Так произошло с моей бабкой, которая родила здесь мою мать, после чего поспешно поехала дальше. Моя мать проездом из Женевы в Москву задержалась в Лодзи на то короткое время, которое было ей необходимо, чтобы произвести на свет меня. Я, в свою очередь, прожив в Варшаве всю оккупацию и встретив освобождение в Люблине, провела в Лодзи два (прекрасных!) послевоенных года, чтобы родить там дочь. Надо ли добавлять, что теперь я всегда со смешанными чувствами узнаю о том, что у моей дочери есть какие-то дела в Лодзи. […]

Некий швейцарский гражданин, читавший лекции в университете в Женеве, взял однажды в жёны некую студентку. Если бы та студентка не была несерьёзной и с уходом от мужа повременила хотя бы до момента рождения чада, то теперь я писала бы: «Место рождения — Женева». Если бы та же самая студентка решилась оставить мужа несколькими неделями раньше, то теперь я писала бы: «Место рождения — Москва». То и другое, в зависимости от исторического этапа, могло бы сыграть определённую роль в моей жизни. В любом случае, то и другое звучит гораздо более снобистски, чем «место рождения — Лодзь». Однако, если посмотреть на вещи иначе, то ещё неизвестно, предложило бы мне Женевское издательство или же Московское издательство опубликовать книжку. А издательство в Лодзи предложило. И уже хотя бы из-за одного этого мне стоит всю мою жизнь носиться с Лодзью…

Все рассказы Стефании Гродзеньской, которые мы здесь публикуем, взяты именно из этого сборника, изданного в столь роковой для писательницы Лодзи. Если говорить точнее, то и в том сборнике эти рассказы собраны под одним общим заголовком: «Те, которые мне нравятся». В нашем цикле «Мир Стефании Гродзеньской» можно, следуя по указанным ссылкам, прочитать рассказы «Лягушонок», «О бессилии», «Умная женщина», «Ежегодная ревизия», «Страшная история» и «Одинокие в воскресенье вечером». А сегодня вашему вниманию предлагается ещё один рассказ, который называется «Głupie pomysły» (перевод с польского выполнен Валентином Антоновым).

Глупые мысли

Весной у меня всегда появляются глупые мысли. Например, что я потанцую на росистой траве, или что умру при таинственных обстоятельствах, или что я ворвусь в телестудию во время прямого эфира и выкрикну на весь свет: «Палушиньска стерва и кретинка!»

Потом меня арестуют, но будет уже поздно: новость уйдёт в эфир.

Или что я куплю в комиссионке итальянский свитер.

Или что на Очень Серьезном Совещании я попрошу слова и заявлю: «Вы все тут сборище старых зануд, но я могу вам пообещать, что никому об этом не скажу — если только вы все вместе, хором, пролаете три раза!»

Или что я пну ногой того, кто в очереди ложится мне на спину, хотя в магазине полно места. Пну очень сильно, пусть даже это будет и женщина старше меня.

Или что, устав идти, я лягу посреди тротуара и буду так лежать, пока не отдохну.

Или что отдам своё новое платье женщине, которая моложе и красивее, но беднее меня.

Или что я выйду и буду так идти, идти, идти, идти — куда глаза глядят.

Или что я усядусь на скамейку в парке, и что-то там будет цвести и пахнуть, а я вдруг начну громко плакать.

— Простите, пожалуйста, но почему вы плачете? — спросит меня кто-нибудь.

— Потому что мне грустно, — отвечу я и опять буду плакать.

— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросит, допустим, этот кто-нибудь.

А я отвечу, что, мол, спасибо, нет. И буду плакать и плакать. Громко.

Или что я пойду на концерт в Филармонию, и когда начнётся тот мотив Бетховена: «Ля-ля ля-ля ля-ля ля-ля», — то я стану петь вместе с оркестром, и только лишь концовку я спою иначе, потому что именно в концовке я никогда с Бетховеном не соглашалась.

Или вот напишу на телеграфном бланке: «Желаю Вам чего-нибудь приятного!», — а потом скажу, чтоб это послали всем, кто только есть в телефонной книге.

Или что махну рукой на калории, куплю шесть пирожных и съем их в одиночестве, тайком и самым некрасивым способом: буду разламывать эклеры и вылизывать крем, в сырнике съем весь сыр, выбросив всё остальное, пончики же буду обгрызывать, пока от них не останется одно повидло.

Или вот дам себе слово с завтрашнего дня регулярно учить три языка, делать по утрам зарядку у открытого окна, прочитать все те хорошие книги, от которых меня всегда тошнило, спать ложиться в десять часов, на всё иметь время и при всём при этом ещё и прекрасно выглядеть.

Или что пойду в Ботанический сад, спрячусь там и останусь на ночь. Буду спать в альпинарии среди птичьих гнёзд, и будет мне казаться, что я сплю на затерянной среди гор полянке, и что разбудит меня ласочка, крадущая то самое яблоко, которое осталось у меня от вчерашнего восхождения, и что ожидает меня в горах такой день, какого уже не будет никогда.

Или что сяду в трамвай и буду ездить весь день по кругу для того лишь, чтоб каждую минуту с приятной улыбкой уступать кому-нибудь место.

— Пожалуйста, садитесь, — буду я им говорить.

А вечером много-много самых разных людей скажут своим домашним: «Представьте себе, вхожу я сегодня с тяжёлой сумкой в трамвай, а там какая-то пани мне и говорит:

«Садитесь, пожалуйста».

Или что наведу порядок в своих шкафах.

Такие у меня весной появляются глупые мысли.