Повесть Бориса Лавренева
«Сорок первый»
К юбилеям двух экранизаций
«… Возле крепости разлёгся на берегу уютный, ласковый город. Обилием зелени он похож на парк, и летом, когда цветут акации, улицы засыпаны душистой шуршащей пеной опавших лепестков, по которым идёшь, как по ковру. Имя города — Херсон. В этом городе я родился 17 июля 1891 года» (Борис Лавренёв, настоящая фамилия Сергеев, автобиографические заметки «Короткая повесть о себе», 1958).
50 лет назад, 15 октября 1956 года, на экраны вышел фильм режиссёра Григория Чухрая «Сорок первый» — экранизация одноимённой повести Бориса Лавренева.
Марютка, снайпер красного партизанского отряда во время гражданской войны, имеет на счету сорок убитых ею белогвардейцев. В плен отряду попадает белый офицер, дворянин, Говоруха-Отрок, который и станет сорок первым в трагическом списке Марютки.
По общему мнению, фильм Чухрая превзошёл немую экранизацию той же повести, осуществлённую Яковом Протазановым (фильм Протазанова был смонтирован и окончен в феврале 1927-го — 80 лет назад).
Григорий Наумович Чухрай родился 23 мая 1921 года в Мелитополе Днепропетровской (ныне Запорожской) области, в семье военнослужащего. С 1955 года начал работать на киностудии «Мосфильм». Следующим после «Сорок первого» «звёздным» фильмом Григория Чухрая стала «Баллада о солдате», отмеченная наградами на многих фестивалях. В главных ролях снимались Владимир Ивашов, Жанна Прохоренко, Евгений Урбанский. Позже Урбанский сыграл главную роль лётчика Астахова в фильме Григория Чухрая «Чистое небо».
Умер режиссёр 29 октября 2001 года, на 81-м году жизни, похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
Вместо Екатерины Савиновой и Юрия Яковлева, которых собирались снимать в главных ролях фильма «Сорок первый», на съёмочной площадке появился уже популярный Олег Стриженов и выпускница ВГИКа Изольда Извицкая.
Правда, худсовет «Мосфильма» выступил против её кандидатуры, так как считал, что не удастся зеленоглазой, с роскошными светло-каштановыми волосами, утончённой, грациозной красавице Извицкой сыграть диковатую и резкую Марютку.
Однако Чухрай настоял на своём решении, и съёмки начались. Когда фильм, наконец, был снят, то оказалось, что симпатии советских зрителей были безоговорочно отданы классовому врагу — фильм резко отличался от других, посвящённых событиям гражданской войны. Говорят, что Чухрая даже пытались привлечь к уголовной ответственности за превышение сметы, подыскивая формальный повод для расправы за такую экранизацию.
Григорий Чухрай :
У меня вышел конфликт со сценаристом Колтуновым. Сценарий у меня фактически уже был до него, но я решил, что нужна всё-таки опытная рука драматурга. И вот Колтунов, воспитанный в правильном духе, сразу понял, какая это скользкая тема — любовь к врагу. Он мне сказал: «Не беспокойтесь, мы выйдем из этого положения». И действительно вышел.
Мы писали так: один эпизод — я, другой — он. И вот он придумал эпизод: Марютка сочиняет стихи, и к ней являются души, образы погибших в песках товарищей, и спрашивают: «Как же ты могла полюбить нашего врага?» И она отвечает: «Никогда вас не забуду и любить его я буду». Это был эпизод оправдания. Я запротестовал против этого. Сказал, что не хочу ни перед кем оправдываться, что и Марютка в этом не нуждается — она полюбила! Да, полюбила врага. Ну и что? Полюбила, и всё! А мне начали возражать: «Так нельзя. Чему мы учим нашего зрителя?»
Жюри Каннского фестиваля в 1957 году присудило фильму «Сорок первый» специальный приз «За поэтичность и оригинальный сценарий». Популярные журналы «Нью-Йорк мэгэзин» и «Паризьен либре» вышли с портретами Извицкой на обложке, а в Париже открылось кафе «Изольда». В Марселе во время демонстрации фильма в зале было много белоэмигрантов, которые завалили Стриженова и Извицкую цветами.
Отзывы о фильме :
Я был очень счастлив посмотреть этот превосходный и одновременно довольно удивительный фильм. Я был поражён тем фактом, что он не ставит никаких дидактических целей; не старается доказать ничего, кроме величия и силы любви. Оба героя одинаково симпатичны, как белый офицер, так и большевичка-партизанка. В фильме налицо чрезвычайная напряжённость чувства, к чему советские люди нас не приучили, она выражается с бесконечным тактом. Для первого фильма это удивительный успех.
(Марсель Блистен, кинорежиссёр (Франция), «Сорок первый». «Советский фильм», 25/07/1957)
Сорок первый» — фильм одного дыхания, одного порыва. Это впечатление получается не потому, что в картине стремительно, в быстром темпе развиваются события. Нет, напротив, темп временами замедлен. Общее впечатление цельности оставляет удивительно стройный ансамбль художественных средств: актёрская игра, работа оператора, художника, композитора — всё направлено на то, чтобы ни на минуту «не отпустить» зрителя.
(Е. Бауман, «Фильмы молодых режиссёров», «Советская культура», 1/11/1956)
Говорить о всех смелых и тонких, чисто кинематографических решениях творческой задачи — значит рассказывать о содержании всего фильма. Он действительно захватывает зрителей и порою, нечего греха таить, заставляет их прослезиться и порадоваться, мучиться мучениями и радоваться радостями девушки, которая полюбила впервые и сама должна была убить своё первое молодое чувство, догнать последней в винтовке пулей своего «синеглазенького».
(Е. Кригер, «Сорок первый», «Огонёк», 28/10/1959)
Изольда Васильевна Извицкая
(21.06.1932 г. — 01.03.1971 г.)
Изольда Извицкая родилась в Дзержинске под Горьким (Нижним Новгородом) в семье отца-химика и матери-педагога.
«Все говорят, что я хорошо читаю и играю в самодеятельности. Но если бы всё это когда-нибудь пригодилось! Ой, дура я. Даже мечтать об этом не смею. Как можно: из меня — и вдруг артистка?!» (16 февраля 1949 года, из дневника).
В 1950-м она после школы поступила во ВГИК с первой попытки.
Первой любовью Изольды стал Вячеслав Коротков, студент Ленинградского института киноинженеров, с которым она познакомилась в Дзержинске в 1951 году, приехав на каникулы.
Нина Зимина, школьная подруга :
Слава много фотографировал Изу. На природе. У Оки. Она — в летнем платьице, в белых парусиновых босоножках (на ночь их стирала, сушила, а по утрам чистила зубным порошком). Такая вся солнечная. Отношения их были чистыми, целомудренными. Когда надо было разъезжаться, Иза подарила мне несколько фотокарточек. На одной написала: «До сих пор лишь ты была хранительницей моих тайн. Теперь у меня есть Слава!»
А в 1955 году на съёмках фильма Михаила Калатозова «Первый эшелон» Извицкая познакомилась с молодым актёром Эдуардом Бредуном (06.10.1934, Донецкая область — 18.07.1984, Москва), который вскоре стал её мужем.
В 1955 году Извицкая окончила ВГИК. И в том же году режиссёр Григорий Чухрай приступил к съёмкам фильма «Сорок первый» по одноимённой повести Б. Лавренёва.
Съёмочную группу лихорадило от вмешательств вышестоящего начальства, Извицкая переживала и нервничала, Чухрай, видя её состояние, вызвал на съёмки Эдуарда Бредуна и дал ему небольшую роль в фильме…
Фильм вышел на экраны страны в 1956 году и был восторженно встречен зрителями.
Через год «Сорок первый» был представлен на Каннском кинофестивале, хотя саму советскую делегацию поначалу встретили очень недоброжелательно — даже несправедливо прошлись по внешности Изольды, и опять нервы-нервы-нервы…
У 25-летней Извицкой появились знаменитые и влиятельные поклонники — зять Хрущёва Алексей Аджубей и известный певец Марк Бернес, которому молодая кинозвезда и отдала предпочтение, накликав на его голову массу неприятностей — критические статьи в прессе, уменьшение приглашений участвовать в концертах и фильмах.
А Изольда Извицкая, член Ассоциации по культурным связям со странами Латинской Америки, смогла в это время посетить Париж, Брюссель, Вену, Будапешт, Варшаву, Буэнос-Айрес…
Но роли в мелодраме «Неповторимая весна», в киноповести «Очередной рейс», в драме «Поэт», в комедии «К Чёрному морю» уже не принесли успеха «Сорок первого».
Григорий Чухрай :
То, что Извицкую после «Сорок первого» стали приглашать на вторые, а то и на третьестепенные роли, связано с серьёзными недостатками нашей социальной системы в кино. Многие крупные, да и молодые режиссёры не хотели работать с известными артистами, стремясь из эгоистических побуждений открыть свою собственную кинозвезду. Они не заметили тех значительных возможностей, которые раскрыла в Извицкой роль Марютки. Именно поэтому многие актёры поистине уникального таланта у нас снимались весьма редко, тогда как на Западе большой успех в фильме открывает дорогу актёру ко многим фильмам.
А в начале 60-х наступил творческий кризис — актрису перестали приглашать даже на второстепенные роли. Смириться с потерей славы было невыносимо, и на глазах друзей, коллег началась трагедия Изольды Извицкой.
Было много версий, главная из которых — творческая зависть мужа, который приучил свою более талантливую жену к спиртному («Это Эдик, муж Изольды Извицкой…»).
Есть, правда, и другая точка зрения. Актриса Майя Менглет, например, приехав в 1986 году в Дзержинск на гастроли с Театром имени Станиславского, утверждала: «Если вам кто-то скажет, что в её смерти повинен Эдик, не верьте. Когда Изольда стала пить, он пытался её лечить, устраивая в больницы. Не получилось, видно. Он с ней устал. И потом, наш киношный мир такой христопродажный, многие ей завидовали, и её депрессию воспринимали чуть ли не с восторгом».
Изольда Извицкая очень любила своего мужа.
Актёр Леонид Филатов :
Всё-таки не забудем, что Эдуард Бредун был любимым Изольды Извицкой. Поэтому, если он в чём-то виноват, с него спросится на небесах. А мы поступим в отношении его памяти так, как поступала всегда сама Изольда, умудрившаяся за всю свою жизнь не сказать ни о ком ни одного дурного слова.
В 1963 г. режиссёр Сергей Колосов приступил к съёмкам одного из первых в стране многосерийных телефильмов — «Вызываем огонь на себя». В главной роли снималась жена режиссёра актриса Людмила Касаткина. А её напарницу, разведчицу Пашу, должна была играть Извицкая.
Почти полтора года, пока велись съёмки, она старалась держаться в форме, но потом опять запила. Обратиться за помощью к наркологу Извицкая отказалась.
В январе 1971 г. Эдуард Бредун собрал свои вещи и ушёл к другой женщине. Изольда не выходила из своей квартиры, открывая дверь лишь тем, кто стучал ей условным стуком, ела только сухари.
В Театре-студии киноактёра ей предложили роль в новом спектакле «Слава» по пьесе Гусева. Это предложение ободрило Извицкую, она целыми днями учила дома свою роль. И вдруг в конце февраля 1971 г. актриса пропала.
Актриса Татьяна Гаврилова ::
Третьего марта диспетчер театра, обеспокоенная тем, что телефон Извицкой не отвечал, позвонила Бредуну и попросила его пойти на квартиру своей бывшей жены и, если никто не отзовётся, открыть дверь своим старым ключом. Но Бредун не смог попасть в квартиру — дверь была закрыта, а ключ торчал в замочной скважине с другой стороны. Вызвали милицию, слесаря из ЖЭКа, и они без особого труда взломали дверь…
О смерти актрисы сообщила только «Советская культура». Да ещё по Би-би-си сказали, что в Москве от голода и холода, выброшенная из общества, скончалась Изольда Извицкая. Ей было всего 38 лет…
Актриса Наталья Фатеева :
Я пошла на похороны Изольды и видела несчастных родителей, отца и мать, хоронивших единственную дочь. Стоял мороз, но светило солнце, словно обогревая холодное кладбище. Мне запомнилось, что, когда опускали гроб и начали бросать мёрзлые комья, раздавался жуткий грохот. А пьяный Бредун кричал и кричал: «Бросайте камни аккуратно, аккуратно, ведь ей же больно…»
Умер Эдуард Бредун в 1984 году, не дожив до своего 50-летия трех месяцев.
Более подробно о трагедии Изольды Извицкой можно прочитать в газете «АиФ», в газете «Советская Белоруссия» (в номере от 4/11/2006 г.) а также на многочисленных сайтах в Интернете.
Примечание. Все статьи об Изольде Извицкой написаны в последние годы, когда после её смерти, тем более, триумфа, прошли десятилетия. Даже по свидетельству журналистов, писавших об актрисе, им не удалось найти её интервью в тогдашней прессе. Пожалуй, так оно и было. В советское время, тем более в 50-е годы, актёры составляли довольно закрытую касту. В тот момент, когда роль выносила их на вершину успеха, они становились винтиками системы — участвовали в официальных мероприятиях, избирались в те или иные общественные организации. Их жизнь была строго расписана и регламентирована. Когда же на волне успеха поднимались другие имена, предыдущие кумиры просто переставали интересовать общество, о них быстро забывали. Поэтому ко всему, написанному об умершей Извицкой, нужно подходить всё же со здоровой долей недоверия — документальных источников не сохранилось, увы…
Обычная история
(читая классиков)
Во всех статьях об Изольде Извицкой буквально смакуются подробности её падения и трагической развязки. Я не знаю, нужно ли это, не оскорбляет ли это память просто глубоко несчастной женщины.
А если уж так интересно прикоснуться к теме женского алкоголизма, то стоит обратиться к роману, в котором подобная история описана очень жёстко и реалистично — Эмиль Золя. «Западня» (из 20-томной серии «Ругон-Маккары»). Тем более что история советского кинематографа изобилует трагедиями звёзд, в одиночестве и отчаянии изживавших воспоминания о своей короткой мирской славе.
— Какая отвратительная вещь — пьянство! — проговорила она вполголоса. Она стала рассказывать Купо, что когда-то, в Плассане, она часто пивала с матерью анисовку, но один раз так напилась, что чуть не умерла, и с тех пор ей опротивели все спиртные напитки; она просто глядеть на них не может…
Четыре года прошли в тяжёлой работе. Жервеза и Купо считались в квартале примерной четой… Муж не пьянствовал, отдавал всю получку семье, и по вечерам, перед сном, выкуривал трубочку у открытого окна…
… Но раза два в неделю Купо пропивал свои сорок су: встретившись по дороге с приятелем, он заходил куда-нибудь в кабачок, а к завтраку возвращался домой, причём в оправдание рассказывал какую-нибудь фантастическую историю…
… Жервеза хохотала, пожимая плечами. Ну что ж тут дурного, если её муж захотел немножко поразвлечься… Кроме того, его подбивают на выпивку товарищи; он принуждён уступать им, чтобы не прослыть за скареда…
Никогда ещё он не возвращался в таком виде. До сих пор ему иной раз случалось приходить под хмельком, — но и только. На этот раз Купо был вдребезги пьян…
… От него разило вином, но она не чувствовала никакого отвращения. Тяжёлый запах белья одурманивал её. И звучный поцелуй в губы, которым они обменялись здесь, посреди всей этой грязи, был как бы первым шагом на пути их постепенного неотвратимого падения…
— Ну, что ты надулась, дурища? — закричал Купо. — Знаешь ведь: кто портит компанию, того по шеям! Чего тебе дать выпить?
— Ничего. Я не буду пить, — ответила прачка. — Я ещё не обедала…
— Я люблю людей, которые не пьянствуют, — сердито отвечала Жервеза…
Жервеза внимательно и серьёзно поглядела на мужа. Глубокая поперечная складка тёмной чертой перерезала её лоб. Потом медленно, с расстановкой она ответила:
— Что ж, ты, пожалуй, и прав… Верно ты говоришь. Коли на то пошло, будем пропивать деньги вместе…
И, прихлёбывая анисовку, она вдруг вспомнила, что когда-то в этой самой «Западне», в уголке у двери, Купо угощал её сливянкой. Он в то время ухаживал за ней. И она тогда съела только ягоды, а спиртную настойку оставила. А теперь вот она пьёт. О, она хорошо себя знает, — у неё воли ни на грош нет. Стоит только дать ей легонько пинка, и она полетит на самое дно, запьёт горькую… Анисовка положительно нравилась Жервезе, хотя казалась чересчур приторной…
Так Жервеза протянула несколько месяцев, Она опускалась всё ниже, выносила последние унижения и с каждым днём понемногу умирала с голоду. Как только в её руках оказывалось несколько су, она напивалась и принималась колотить головой о стену. Однажды вечером соседи побились об заклад, что она не съест одну отвратительную вещь, но за десять су она съела…
Смерть уносила её понемногу, по частям; то гнусное существование, которое Жервеза приуготовила себе, подходило к концу. Никто не знал как следует, отчего она умерла. Всякий говорил своё, — но истина была в том, что она погибла от нищеты, от грязи и усталости, от невыносимой жизни. Издохла от собственного свинства, как говорили Лорилле. Однажды утром в коридоре распространился дурной запах, и соседи вспомнили, что вот уже два дня не видно Жервезы; когда вошли к ней в каморку, она уже разлагалась.
Хоронить её явился старый знакомый, дядя Базуж. Он принёс под мышкой гроб, выданный за общественный счёт…
Обхватив Жервезу своими чёрными ручищами, дядя Базуж совсем растрогался. Он тихонько поднял эту давно стремившуюся к нему женщину и, с отеческой заботливостью уложив её в гроб, пробормотал икая:
— Знаешь… Послушай… Это я, Весёлый Биби, по прозвищу Утешенье дам… Счастливая ты! Бай-бай, красавица…
Несколько слов о фильме Якова Протазанова
Яков Протазанов снял «Сорок первый» в 1927 г., через три года после написания повести, буквально по горячим следам. В этом году фильму исполнится 80 лет. В роли Марютки в нём снялась Ада Войцик (01.08.1905 — 02.09.1982).
Говоруху-Отрока играет в фильме Иван Коваль-Самборский.
Он работал в театре В. Э. Мейерхольда (1922—1923). В 1927—1932 снимался за рубежом (более десяти ролей). После возвращения на родину снимался на различных студиях страны. В 1938 был незаконно репрессирован.
Первоначально здесь тоже хотели на главную роль другую актрису — Веру Марецкую, но она была беременна, и роль получила 23-летняя Ада Войцик. Опять совпадение — 23 года было и Извицкой, когда начались съёмки.
Вообще вокруг экранизаций повести Лавренёва много интересных совпадений, но об этом позже.
Вот такой предстала перед зрителями Марютка—1927. Не правда ли, совершенно другой образ? Такой Марютке не до сантиментов — ведь гражданскую войну ещё не забыли.
— Хорошая ты, Марютка. Жаль только, что красная!
— Да и ты ничего, только белый, рыбья холера!
Пожалуй, именно эти слова определили концепцию экранизации. Как и Извицкой, после ошеломляющего успеха «Сорок первого» Аде Войцик предстояло в дальнейшем сниматься в основном, в эпизодах. Правда, прожила она ровно вдвое дольше и умерла в Москве 2 сентября 1982 года, в возрасте 77 лет.
Подробнее об Аде Игнатьевне Войцик можно прочитать здесь.
Из жизни героев двух экранизаций —
повороты судеб
Ада Войцик была первой женой Ивана Пырьева. В этом браке родился сын Эрик, тоже актёр, умерший в тридцать девять лет — то ли от слабого сердца, то ли от пристрастия к спиртному. А жена Эрика Пырьева повесилась.
Ванда в фильме «Мечта» Михаила Ромма. «В эту роль Войцик будто вложила всю горечь сломанных и несостоявшихся женских судеб…» — написано в статье о «первой Марютке».
«Мечта» снималась в канун Великой Отечественной и была закончена в ночь на 22 июня. Фильм оказался не ко времени, поэтому вышел на экраны уже позже.
Прочитав о том, как повернулась кинематографическая судьба Войцик, я заинтересовалась именно этим фильмом — уж слишком резкий контраст воплощённых женских образов. И тут же подумала, что никогда мне не увидеть на телеэкране, тем более, экране кинотеатра Ванду. Доходный дом «Мечта» — в западно-украинском городе 30-х годов… В нём «страстная красавица с бархатной кожей… ждёт своего избавителя…», чтобы удачно выйти замуж.
И вдруг… мистика? чудо? В одну из ночей между Новым годом и Рождеством, проснувшись внезапно, я включила телевизор, наугад выбрав канал, а там… там шли титры «Мечты». И я увидела Аду Войцик. Увы… мистики никакой не было. В моей стране этот фильм оказался одним из наиболее востребованных на телевидении — как же, довоенная Западная Украина, очень модная тема.
«Вряд ли я по крови чисто русский человек, если девичья фамилия моей матери Коноваленко. Да мало ли каких кровей во мне намешано? Но ощущаю себя, конечно, русским. Другой Родины представить совсем не могу» (Олег Стриженов).
Сейчас Олег Стриженов женат на Лионелле Пырьевой (в девичестве Скирда, последняя жена режиссёра Ивана Пырьева, зрители её помнят в роли Грушеньки в фильме Пырьева «Братья Карамазовы»).
Раньше Стриженова связывали романтические отношения с актрисой Людмилой Марченко.
Людмила Марченко (снялась в «Белых ночах») могла стать третьей женой Ивана Пырьева. В 1959-м году 58-летний режиссёр влюбился в студентку ВГИКа, которой было всего 19.
Но родные актрисы расстроили этот брак, считая недопустимой огромную разницу в возрасте. В «Белых ночах» её партнером стал 31-летний Олег Стриженов, в те годы кумир и любимец женщин. Его она и предпочла Пырьеву. Жизнь Людмилы Марченко также закончилась трагично, и так же развязку ускорил алкоголь. Она умерла в январе 97-го.
О любви и ненависти — споры о вечном
В преддверии юбилея второй экранизации в обеденный перерыв опять кто-то вспомнил фильм Чухрая и повесть Лавренёва. Благо, принесённые сотрудниками из дома «лишние» книги давно уже переполняли полки стеллажей. Быстро нашёлся и «Сорок первый» — скромное потрёпанное советское издание.
Кто-то говорил про эстетику последней сцены… «Помните? Звали его Вадим Николаевич»:
«Поручик дёрнулся, перегнулся вперёд, бросил с маху в песок винтовку и в два прыжка очутился у самой воды. Протянул руки, ополоумело закричал:
— Урр-ра!.. Наши!.. Скорей, господа, скорей!
Марютка воткнула зрачки в бот и увидела… На плечах человека, сидевшего у румпеля, золотом блестели полоски. Метнулась всполошённой наседкой, задергалась. Память, полыхнув зарницей в глаза, открыла кусок:
Лёд… Синь-вода… Лицо Евсюкова. Слова: «На белых нарвётесь ненароком, живым не сдавай».
Ахнула, закусила губы и схватила брошенную винтовку. Закричала отчаянным криком:
— Эй, ты… кадет поганый! Назад!.. Говорю тебе — назад, чёрт!
Поручик махнул руками, стоя по щиколотки в воде.
Внезапно он услыхал за спиной оглушительный, торжественный грохот гибнущей в огне и буре планеты. Не успел понять почему, прыгнул в сторону, спасаясь от катастрофы, и этот грохот гибели мира был последним земным звуком для него.
Марютка бессмысленно смотрела на упавшего, бессознательно притопывая зачем-то левой ногой… С воплем рванула гимнастёрку на груди, выронив винтовку… С врезавшегося в песок баркаса смотрели остолбенелые люди»
Наш разговор продолжился:
— Марютку помнишь? Это была мгновенная вспышка ненависти — вся её любовь в один тот миг сконцентрировалась в ненависть!
— Я фильм «Сорок первый» плохо помню, давно видела и как-то урывками. Уж не помню, какое тогда было впечатление. А повесть только что перечитала, специально. Если интересно моё мнение, здесь нельзя говорить о перетекании любви в ненависть к человеку. Потому что любовь была — к человеку, а ненависть — не к человеку, а к обобщённому образу врага, в моём понимании — бестелесному и не имеющему конкретного образа. Она просто выстрелила в то, что ненавидела. К любви к человеку это не имело отношения. Если бы он не побежал, она выстрелила бы в тех, кто в лодке, возможно, даже в себя. Ей необходимо было выстрелить. Вот и всё, — оторвавшись от пасьянса на экране монитора, заметила моя соседка справа.
— Ты почему оборвал финал повести? Последняя фраза «ломает» твою точку зрения? — тут же включилась я сама. — «Что же я наделала?»… И я представляю себе этот ужас прозрения, осознания того, что любимого больше никогда не будет… что своими руками выстрелила в любовь ради внушённой ненависти… что ненависти не было на самом деле… Девчонке приказывали убивать, и она выполнила приказ, не задумываясь, а спустя несколько секунд прошло наваждение приказа, и тогда осталось только закричать: «Родненький мой! Что ж я наделала? Очнись, болезный мой! Синегла-азенький!..»
— Но как же ломает?! Прошёл тот миг, миг — он сразу же и прошёл! Повторяю, это была мгновенная вспышка ненависти.
— А я и до сих пор считаю, что ненависти не было. Чтобы ненавидеть, нужно думать в этот миг, а она как сомнамбула поступила. Поэтому ты для себя зафиксировал миг, а я — последнюю фразу, когда Марютка пришла в себя и осознала весь ужас содеянного.
— Аффект?! Думать?! А когда там думать? Это вспышка! Как на Солнце. Взрыв…
— Нет, чтобы ненавидеть, нужно думать. А любовь? Если бы хоть раз любовь превратилась в ненависть, не было бы последней фразы. Такая ненависть, такой силы немедленно бы убила любовь.
— Так она ж и закончилась так же внезапно, как вспыхнула!
— Она выстрелила, вообще не раздумывая, как зомби, обученная стрелять. Нельзя выстрелить из ненависти, а потом произнести эту заключительную фразу. Убийство, пусть и в аффекте, и ненависть — это разные вещи.
— Ты не годишься в адвокаты. Ты представляешь Марютку хладнокровным убийцей, которой всё равно в кого стрелять — её просто учили убивать. А ведь она стреляет только во врагов, которых искренне ненавидит. Ведь она не убийца. Вот чтобы выстрелить, она должна ненавидеть. С твоей же аргументацией её осудит любой суд присяжных. А вот мне её и правда жалко, и это я её отчасти оправдываю.
Выхватив книгу у сотрудника, я начала цитировать строки, относящиеся к «моей» Марютке.
«… Марютка пристально вглядывалась в него. Неожиданно спросила:
— Вот гляжу я на тебя, понять не могу. С чего зенки у тебя такие синие? Во всю жизнь нигде таких глаз не видала. Прямо синь такая, аж утонуть в них можно.
— Не знаю, — ответил поручик, — с такими родился. Многие говорили, что необыкновенный цвет…
— Правда!.. Ещё как тебя в плен забрали, я и подумала: что у него за глаза такие? Опасные у тебя глаза!
— Для кого?
— Для баб опасные. В душу без мыла лезут! Растревоживают!
— А тебя растревожили?
Марютка вспыхнула.
— Ишь чёрт! А ты не спрашивай! Лежи, я за водой сбегаю.
Поднялась, равнодушно взяла котелок, но выходя из-за рыбных штабелей, весело повернулась и сказала, как раньше:
— Дурень мой, синеглазенький!
Сорок первым должен был стать на Марюткином смертном счету гвардии поручик Говоруха-Отрок.
А стал первым на счету девичьей радости.
Выросла в Марюткином сердце неуёмная тяга к поручику, к тонким рукам его, к тихому голосу, а пуще всего к глазам необычайной сини.
От неё, от сини, светлела жизнь…
Вечером, когда скатывалось с повесневшего неба жадное солнце, забивалась в свой угол на нарах, жалась, ластясь, к поручикову плечу. Слушала.
Много рассказывал поручик. Умел рассказывать.
Дни уплывали медленные, маслянистые, как волны…
— Хм… Какая ерунда, чёрт побери!..
— О чём ты, милок?
— Ерунда, говорю… Жизнь вся — сплошная ерунда. Первичные понятия, внушённые идеи. Вздор!.. Прожил двадцать семь лет и вижу, что на самом деле вовсе ещё не жил. Денег истратил кучу, метался по всем странам в поисках какого-то идеала, а под сердцем всё сосала смертная тоска от пустоты, от неудовлетворённости. Вот и думаю: если бы кто-нибудь мне сказал тогда, что самые наполненные дни проведу здесь, на дурацком песчаном блине, посреди дурацкого моря, ни за что бы не поверил.
— Как ты сказал, какие дни-то?
— Самые наполненные. Не понимаешь? Как бы тебе это рассказать понятно? Ну, такие дни, когда не чувствуешь себя враждебно противопоставленным всему миру…
Поручик вздохнул.
— Да… Вот этого тебе не понять. Никогда на тебе не висел этот груз. Имя, честь рода. Долг… Мы этим дорожили…
Внезапно он услыхал за спиной оглушительный, торжественный грохот гибнущей в огне и буре планеты. Не успел понять почему, прыгнул в сторону, спасаясь от катастрофы, и этот грохот гибели мира был последним земным звуком для него…
Она шлёпнулась коленями в воду, попыталась приподнять мёртвую, изуродованную голову и вдруг упала на труп, колотясь, пачкая лицо в багровых сгустках, и завыла низким, гнетущим воем:
— Родненький мой! Что ж я наделала? Очнись, болезный мой! Синегла-азенький!..
Кажется, в споре нашем не было победителей…
— А что касается в принципе их любви… Любовь от одиночества и желания любви с её стороны, и благодарная, спокойная любовь, желание покоя с его. Это то, что когда-то по другому совсем поводу я назвала «ситуативной» любовью. По большому счёту, и не любовь вовсе, — не отрывая глаз от пасьянса, проговорила опять моя соседка.
— Ну, тогда для тебя неважен был выстрел — ведь «по большому счёту, это и не любовь вовсе». А раз так, то выстрел вообще теряет свое эмоциональное напряжение, перестаёт быть контрапунктом повести и фильма, — горячилась я…
В споре не было победителей — да это и не спор был вовсе, просто две женщины и один мужчина размышляли об этом феномене «любви-ненависти».
Кадры из фильма Григория Чухрая (1956)
Нажмите на изображения для увеличения
Палома, январь 2007 года