Среди всех женщин, которые были близки Есенину, Галина Бениславская занимает особое место. Она всегда была как бы в тени других, более громких имён, она любила поэта словно бы издали, а он — он то уходил, то возвращался, и когда возвращался, то она была счастлива:
Писем, телеграмм Есенину больше не шлите. Он со мной, к вам не вернётся никогда. Надо считаться. Бениславская
Такую телеграмму в октябре 1923 года Галина Бениславская послала Айседоре Дункан. Потом Галя вспоминала, как вместе с Есениным они хохотали: «Ещё бы, такой вызывающий тон не в моём духе, и если бы Дункан хоть немного знала меня, то, конечно, поняла бы, что это отпугивание, и только».
А вот когда он уходил, то на бумагу ложились совсем другие строки:
Уехал, улетел с Айседорой. Она вернётся — так ответили в студии — через год. Значит, и он тоже. Как же ждать, когда внутри такая засуха? Я опять больна. Опять тоска по нём, опять к каждой мысли прибавляется неотвязное ощущение его. Вот, как верная собака, когда хозяин ушёл — положила бы голову и лежала бы, ждала его возвращения…
У неё, дочери француза и грузинки, лицо было несколько восточного типа. Вспомним знаменитые строки, написанные на переломе 1924 и 1925 годов:
Шаганэ ты моя, Шаганэ! Там, на севере, девушка тоже, На тебя она страшно похожа, Может, думает обо мне… Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Она-то думала. Да и он думал. Но щадил её — не очень… В марте 1925 года он познакомился с Софьей Толстой, внучкой самого Льва Толстого, и Бениславская получила от него такое письмо: «Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я нисколько не люблю вас как женщину».
Это было в марте, а в начале апреля Есенин принёс в редакцию газеты «Бакинский рабочий» своё стихотворение, адресованное… собаке:
Дай, Джим, на счастье лапу мне, Такую лапу не видал я сроду. Давай с тобой полаем при луне На тихую, бесшумную погоду. Пожалуйста, голубчик, не лижись. Пойми со мной хоть самое простое. Ведь ты не знаешь, что такое жизнь, Не знаешь ты, что жить на свете стоит. Хозяин твой и мил и знаменит, И у него гостей бывает в доме много, И каждый, улыбаясь, норовит Тебя по шерсти бархатной потрогать. | Ты по-собачьи дьявольски красив, С такою милою доверчивой приятцей. И, никого ни капли не спросив, Как пьяный друг, ты лезешь целоваться. Мой милый Джим, среди твоих гостей Так много всяких и невсяких было, Но та, что всех безмолвней и грустней, Сюда случайно вдруг не заходила? Она придёт, даю тебе поруку. И без меня, в её уставясь взгляд, Ты за меня лизни ей нежно руку За всё, в чём был и не был виноват. |
Из дневника Галины Бениславской:
До Сергея я не любила никого. Здесь же отчётливо поняла — всё могу отдать: и принципы (не выходить замуж), и тело (чего до тех пор не могла даже представить себе), и не только могу, а хочу этого. Знаю, что сразу же поставила крест на своей мечте о независимости, и — подчинилась. Не знала, что в будущем буду бороться с этим чувством и раздувать в себе малейшее расположение к другим, лишь бы освободиться от Сергея, от этой блаженной и мучительной болезни…
Брак Сергея Есенина и Софьи Толстой не оказался счастливым. Он не любил её, но именно Софье выпала горестная доля похоронить поэта, чья жизнь оборвалась в самом конце декабря 1925 года.
Сумрачным днём 3 декабря 1926 года к могиле Сергея Есенина на Ваганьковском кладбище подошла одинокая женщина. Она постояла у могилы, выкурила папиросу, что-то быстро написала, а потом достала пистолет и выстрелила в себя. Тяжело раненная, она скончалась по дороге в больницу. В записке, которую нашли рядом с ней, были такие строки:
Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого ещё больше собак будут вешать на Есенина. Но и ему, и мне это будет всё равно. В этой могиле для меня всё самое дорогое…
Её похоронили рядом с тем, кого она так беззаветно любила, и написали просто: «Верная Галя»…
…Ты за меня лизни ей нежно руку За всё, в чём был и не был виноват.
Валентин Антонов, декабрь 2006 года