С того удивительного, сумасшедшего времени минуло уже почти полвека. Начало 60-х… Отважная четвёрка советских парней в океане и первые в мире наши космонавты, азартный «карибский кризис» и упорные слухи о наших десантных кораблях в Ла-Манше, «семимильные шаги» к коммунизму и пробивающийся сквозь завывания и трески радиоэфира бесстрастный и сухой аналитический голос: «СССР: десять лет без Сталина». Теперь это кажется невероятным: всего лишь десять лет…
Впрочем, через десять лет «после Сталина» коротковолновую возможность услышать «вражеский голос», такой ехидный и такой чужой, имели далеко не все. Да и обычные-то телевизоры, совсем даже не цветные и не плоские, были тогда далеко не в каждой семье — по вечерам гуляли, читали, встречались, смеялись, делали что-то по хозяйству, играли — вы не поверите! — в городки, ходили в кино и ходили друг к другу в гости, а мужики под звуки радиолы, да и не одной, доносившиеся из раскрытых настежь окон, самозабвенно стучали во дворах костяшками домино…
Телевизоров было немного, зато радио в городах было у всех. Расслабленные воскресные утра начинались песенными позывными радиопередачи, которую слушала вся страна: «С добрым утром, с добрым утром и с хорошим днём!..». Эти сорок пять минут — с девяти пятнадцати до десяти — любили и ждали, наверное, в каждом доме. Имена, шутки и песни, хотя бы разочек прозвучавшие в передаче «С добрым утром», моментально становились известны всем.
И вот однажды, воскресным апрельским утром 1962 года, страна услышала новую песню Аркадия Островского на слова Льва Ошанина:
А у нас во дворе есть девчонка одна, Среди шумных подруг неприметна она. Никому из ребят неприметна она. Есть дружок у меня, я с ним с детства знаком, Но о ней я молчу даже с лучшим дружком. Почему-то молчу даже с лучшим дружком. Не боюсь я, ребята, ни ночи, ни дня, Ни крутых кулаков, ни воды, ни огня. А при ней — словно вдруг подменяют меня. |
Вот опять вечерком я стою у ворот,
Она мимо из булочной с булкой идёт…
Я стою и молчу, и обида берёт.
Или утром стучит каблучками она —
Обо всём позабыв, я слежу из окна.
И не знаю, зачем мне она так нужна.
Я гляжу ей вслед — ничего в ней нет.
А я всё гляжу, глаз не отвожу…
|
Вот так. «Я гляжу ей вслед — ничего в ней нет. А я всё гляжу, глаз не отвожу»… Так и с самой песней ведь получилось: вроде бы незатейливая, простая в любом смысле, она в одночасье стала фантастически популярной, и теперь изо всех раскрытых настежь окон звучал уже голос молодого Кобзона: «Она мимо из булочной с булкой идёт»…
Собственно говоря, широкую известность и популярность будущий народный артист СССР Иосиф Кобзон и получил-то именно благодаря этой простой песенке. Это была первая песня, которую он самостоятельно исполнил для столь широкой аудитории. Ну что, послушаем?..
«А у нас во дворе» — исполняет Иосиф КобзонКонечно, Лев Ошанин был совершенно незаурядным поэтом-песенником. Какими-то неуловимыми штрихами, лёгкими интонациями он умел создать настроение, вылепить песенный образ. Ну вот вспомним его лучшие песни: «Если любишь — найди» 1940 года, или его «Дороги» 1945 года («Выстрел грянёт, // Ворон кружит, // Твой дружок в бурьяне // Неживой лежит…»), или же написанную им в том же 1962 году песню «Течёт Волга», которая стала потом своеобразной «визитной карточкой» Людмилы Зыкиной. Льву Ошанину — наверное, единственному из его коллег-песенников — посчастливилось поставить уникальный эксперимент: на протяжении трёх-четырёх лет написать настоящую песенную поэму, с одним и тем же местом действия и с одними и теми же героями, за судьбой которых в напряжении следила вся громадная страна. Эксперимент этот едва ли можно теперь повторить: для этого понадобилась бы та страна — и то время…
Разумеется, отдавая Кобзону песню «А у нас во дворе», Островский с Ошаниным ни о каких таких поэмах вовсе и не думали. Обычная песенка, проходная, для воскресной радиопередачи. «Никому из ребят неприметна она» — как и её малоизвестный исполнитель.
Но неожиданно для авторов своё веское слово сказали «та страна и то время» — на радио обрушилась буквально лавина писем: «А дальше-то что? Что ж там дальше-то было?».
В конце концов, радио не выдержало и взмолилось: «Островский с Ошаниным, делайте что хотите, но люди требуют продолжения».
Вызов времени Островский с Ошаниным приняли. Очередная глава поэмы в песнях получила название «И опять во дворе». Судя по её тексту, молодой человек преодолел свою первоначальную робость и рискнул-таки покинуть свой наблюдательный пункт у окна, выйти во двор и познакомиться со своей пассией поближе:
Ты не грусти, может быть, ещё встретимся, — Я от тебя не сбегу никуда. Сколько в пути ни пробуду я месяцев, А возвращусь хоть на вечер сюда. Не отнимай свою руку, пожалуйста! Как бы судьба ни сложилась для нас, — Завтра забудь меня, маме пожалуйся, — Но поцелуй на прощанье хоть раз! | В туфлях на гвоздиках, в тоненьком свитере… Глупая, всё тебя мучит одно: Как бы подружки твои не увидели Да старики, что стучат в домино. Ты не грусти, может быть, ещё встретимся, — Я от тебя не сбегу никуда. Сколько в пути ни пробуду я месяцев, А возвращусь хоть на вечер сюда. |
И опять во дворе Нам пластинка поёт И проститься с тобой Всё никак не даёт.
Песню снова отдали Иосифу Кобзону. Вначале, в ноябре 1962 года, песня прозвучала в передаче «С добрым утром», а в новогоднюю ночь Кобзон исполнил её и в телевизионном «Голубом огоньке»:
Славный молодой человек… Познакомиться-то он познакомился, и даже, судя по всему, довольно близко, но… но только вот не поздновато ли? «Но поцелуй на прощанье хоть раз» — а куда это он, собственно говоря, засобирался?..
Лев Ошанин — мастер нюансов. Одна лишь первая строчка говорит тут о его песенном герое всё: «Ты не грусти, может быть, ещё встретимся» — действительно, чего грустить-то? Ведь — чем чёрт не шутит! — может, и встретимся когда! А ну-ка, целуй на прощанье!.. Да никуда я от тебя не сбегу: хоть на вечерок, да заскочу ещё!.. Вот ещё моду взяла — грустить по пустякам…
Они ещё очень-очень молоды, эти песенные герои. Мальчишка и девчонка. Он, быть может, чуть моложе своих лет, а она — чуточку старше и по-житейски мудрее. Любовь? Какая там любовь… Разве что её ожидание.
«Глупая, всё тебя мучит одно: как бы подружки твои не увидели…» — бедный мальчик! едва ли её мучит только лишь это…
Короче говоря, с песенным героем всё вроде бы стало ясно. После школы, если не в институт, молодые люди обычно отправляются в армию. А на долю их девчонок остаётся ждать. И они ждут… сколько смогут. Если любят.
Если любят… «А что же это вы, уважаемые Островский с Ошаниным, всё о нём да о нём? Всё Кобзон да Кобзон?» — заволновались телезрители и радиослушатели огромной страны. И вновь посыпались во все редакции письма: «А почему, собственно говоря, вы ничего не говорите о ней? Она-то хоть любит его?..»
Должно быть, Лев Ошанин испытывал в то время смешанные чувства. Внимание радиослушателей и телезрителей, конечно, для автора всегда приятно, но он вдруг осознал, что вместе с Аркадием Островским поневоле становится родоначальником нового песенного жанра…
Весной 1963 года, ровно через год после первой, на свет появилась третья глава поэмы в песнях, написанная уже от лица безмолвной до той поры «девчонки с булкой»:
Ты глядел на меня, Ты искал меня всюду. Я, бывало, бегу, Ото всех твои взгляды храня. А теперь тебя нет, Тебя нет почему-то. Я хочу, чтоб ты был, Чтобы так же глядел на меня. Я иду без тебя Переулком знакомым, Я спешу не с тобой, Не с тобой, а с Наташкой в кино. | А тебе шлют привет Окна тихого дома Да ещё старики, Что всё так же стучат в домино. Во дворе дотемна Крутят ту же пластинку. Ты сказал, что придёшь, Хоть на вечер вернёшься сюда. Вечер мне ни к чему, Вечер мал, как песчинка. Я тебя подожду, Только ты приходи навсегда. |
А за окном то дождь, то снег,
И спать пора, и никак не уснуть.
Всё тот же двор, всё тот же смех,
И лишь тебя не хватает чуть-чуть.
Надо прямо сказать, что на волновавший всех слушателей вопрос «любит она его или не любит?» Лев Ошанин отвечает тут весьма уклончиво: «Она ещё так молода…». Вот и понимай, как хочешь…
В общем, мне нравилось, как ты смотрел на меня, и я, пожалуй, тебя подожду… но только если ты больше никуда не уедешь! А вот если уедешь, то не подожду. «Вечер мне ни к чему».
Короче говоря, наши песенные герои оказались одинаково славными. Вполне достойны друг друга оказались и исполнители песен, ибо «женскую партию» песенной поэмы Аркадий Островский отдал замечательной эстрадной певице Майе Кристалинской. Слушаем:
«Я тебя подожду» в исполнении Майи КристалинскойСкорее всего, этот выбор всё-таки делался в расчёте на будущие «главы» поэмы, потому что образ легкомысленной девочки не очень соответствовал тем песенным образам, которые характерны для Майи Кристалинской. И хотя почти все её песни очень грустные («Выступление Кристалинской стало диссонансом в жизнерадостном окружении… К сожалению, подобные песни нравятся, особенно людям с „душевным надрывом“» — именно так, и примерно в те же годы, громили Майю Кристалинскую в газете «Советская культура»), но грусть эта — грусть осознанная, грусть взрослой состоявшейся женщины, а вовсе не девочки.
«В нашем городе дождь» Колмановского и «Нежность» Пахмутовой — вот её песни. Отдавая в 1963 году Майе Кристалинской песенку «Я тебя подожду», Аркадий Островский, по-видимому, просто спасал свою любимую певицу от очередной «опалы» со стороны чиновников от искусства…
Впрочем, ведь и герои «Дворового цикла» взрослели стремительно, и когда прошли три года вынужденной разлуки, в которую их отправил Лев Ошанин, они вернулись к слушателям уже совсем-совсем другими. Не только ведь в поэме — и в жизни тоже прошло три года.
Несмотря на непрекращавшийся поток писем от слушателей, авторы не очень торопились писать продолжение: тема полудетской любви себя явно исчерпала, так что новые главы «Дворового цикла» должны были звучать уже по-новому. Но как сделать этот переход? И стоило ли его делать?..
Таким переходом явилась песня под названием «Прошло три года», которую (и опять же для радиопередачи «С добрым утром») записал Иосиф Кобзон. В ней всё вроде бы узнаваемо: тот же двор, тот же дом, радиола в окне, каблучки и тонкий свитерок. Но вот от прежней легкомысленности и бесшабашности героя не осталось и следа:
Вот снова этот двор, Мой добрый старый дом. Я с тех счастливых пор Три года не был в нём. На милом этаже Квадратики огня… Теперь они уже Горят не для меня. Здесь всё иное вдруг — И дождь иной, и снег. Другой пластинки звук, Другой девчонки смех… | Стучат давным-давно Другие каблучки, И лишь за домино Всё те же старики. Вот переулок мой — Но нет ответных глаз: Вернулся я домой, А ты не дождалась. У этих вот ворот Шаги твои стерёг… Где он теперь мелькнёт, Твой тонкий свитерок? |
Как и следовало ожидать, она — не дождалась… И вновь посыпались письма: «Подумаешь — три года, ведь девчонка совсем юная, чистая, как хрустальная. Такая не может не ждать», или ещё: «Умоляю вас, измените свою песню. Это неправда, это неестественно. Так не должно быть»… В тот-то и дело, что всё это было вполне естественно, иначе и быть не могло. Авторы цикла переходили к теме взрослой, осознанной и высокой любви, а сделать это после первых трёх песен было очень нелегко. Слушаем Иосифа Кобзона:
Следующую песню цикла, «Детство ушло вдаль», написанную практически одновременно с этой, исполнила Майя Кристалинская. И это была уже вполне «её» песня. А слова там такие:
Детство ушло вдаль, Детства чуть-чуть жаль. Помню сердец стук, И смелость глаз, и робость рук. | Если б тебе знать, Как нелегко ждать, Ты б не терял дня, Догнал меня, вернул меня. |
Слушай шагов звук, Двери входной стук, Голос встречай мой — Спешу к тебе, спешу домой!
Припев, который звучит после каждого куплета, как бы замыкает собой весь песенный цикл:
И всё сбылось — и не сбылось,
Венком сомнений и надежд переплелось.
И счастья нет, и счастье ждёт
У наших старых, наших маленьких ворот…
С текстом третьей песни, с той девочкой, которая и сама-то не знает, чего она хочет, здесь отчасти перекликается лишь второй куплет, где звучит нечто вроде беспомощного оправдания: «Если б тебе знать, как нелегко ждать…». Но теперь прежняя девочка выросла, и она любит, и она твёрдо знает, где её дом: «Спешу к тебе, спешу домой!».
Переплетение сомнений и надежд: чего больше?.. чего меньше?.. встретятся они или же нет?.. Остаётся лишь гадать. Ясно одно: они любят, они надеются, они стремятся друг к другу — и в этом теперь уже нет никаких сомнений…
Песню «Детство ушло вдаль» её авторы посвятили Майе Кристалинской. В сентябре 1967 года Аркадий Островский ушёл из жизни, и уникальная песенная поэма осталась недописанной.
Вот так и закончилась эта история длиною в четыре года.
Эпилог
Нет, не совсем так… Над поэмой в песнях под условным названием «Дворовый цикл» Аркадий Островский работал до самых последних своих дней.
И уже после его смерти прозвучала написанная им вместе с Ошаниным «Доверчивая песня». В оглавлении звуковых страниц июльского номера журнала «Кругозор» за 1968 год читаем: «Последний набросок Аркадия Ильича Островского — „Доверчивая песня“ (аранжировка А. Пахмутовой)». Никакой более подробной информации на страницах журнала нет. Для «Кругозора» (33ГД-0001088) эту песню записал Иосиф Кобзон. В том же году, однако, увидели свет ещё несколько грампластинок, на которых «Доверчивую песню» исполняет как Иосиф Кобзон, так и Майя Кристалинская.
На пластинке с записями Кристалинской (Д 23941-2) всего четыре песни Аркадия Островского: три из цикла «Полутона» (на стихи Инны Кашежевой) и одна, написанная на стихи Льва Ошанина, — «Доверчивая песня». Кроме того, в исполнении Кристалинской «Доверчивая песня» имеется и на гибкой грампластинке (33ГД-0001238). А на появившейся в 1968 году пластинке с записями Кобзона (Д 25217-22) все его песни «Дворового цикла» идут единым блоком — начиная с песни «А у нас во дворе» и заканчивая «Доверчивой песней».
В следующем, 1969-м, году увидел свет альбом «Избранные песни» Аркадия Островского из трёх грампластинок, вторую из которых (Д 25219-20) открывают все шесть песен «Дворового цикла» в исполнении Иосифа Кобзона и Майи Кристалинской («Доверчивую песню» поёт Кобзон). И, наконец, в 1970 году запись Иосифа Кобзона появилась на двух долгоиграющих грампластинках (Д 027933-4 и С 01763-4), а запись Майи Кристалинской — на одной (С-01727-8).
Если судить по тексту, то, право же, нелегко отделаться от впечатления, что «Доверчивую песню» он и она должны были бы петь всё-таки вместе. Вот эта песня. Стихи Льва Ошанина:
Опять, опять, опять, Во сне, в бреду, в хмелю Позволь мне повторять, Что я тебя люблю. Велю я всем кругом — И птицам, и шмелю — Звенеть тебе о том, Что я тебя люблю! Звенит весенний гром, Оставлен тихий дом. Дорогу кораблю, Раз я тебя люблю!
Никому не верь, что звёзды уснут,
Что уснёт любовь — слышишь? никому
Не верь!
Слушаем заключительную главу «Дворового цикла» — и в исполнении Майи Кристалинской, и в исполнении Иосифа Кобзона. Пусть и не вместе, но «Доверчивую песню» они всё же спели.
А те фотографии, которые вы здесь видите, были сделаны уже много лет спустя, в 1984 году, на юбилейном вечере памяти Аркадия Островского. Майя Кристалинская и Иосиф Кобзон поют свои песни «Дворового цикла»… Весной следующего года Майя Кристалинская будет уже не в состоянии говорить и сможет лишь тихо плакать в телефонную трубку. Летом 1985 года её не станет…
Вот теперь, кажется, всё.
Валентин Антонов, июль 2009 года