Интеллигентная свинка

Чтобы приобщать двухлетнюю внучку к животным, жена предложила приобрести морскую свинку. Свинка уже у нас. Как и планировали, живёт на балконе. Я за ней ухаживаю. Чищу ей клетку, каждый день меняю воду, стараюсь делать всё по рекомендациям сайта. Сделал ей также деревянный домик для отдыха и сна.

— Почему свинка не хочет кушать сухой корм, как все свинки, а всё время просит свежие овощи и фрукты? — жалуюсь я жене.

— Когда тебя нет, она очень хорошо кушает и сухой корм тоже, а когда ты приходишь, она изображает перед тобой большую интеллигентку, — саркастически замечает жена. Ей не даёт покоя моё происхождение. Ведь дедушка у меня владел заводом, а мама ещё ребёнком была в Лондоне и Берлине и успела закончить семь классов гимназии.

— И потом, на сайте написано, что морские свинки кушают морковку и свеклу. Я ей давал, она не хочет.

— Так она же сайты не читает, — ехидничает жена.

У меня со свинкой непростые отношения. Я хочу её брать на руки, а она не даётся, пищит и в панике скрывается в своём домике. Тогда я начинаю её приучать постепенно. Начинаю её поглаживать сначала одним пальцем, потом рукой. Когда я её поглаживаю, она замирает и ждёт неподвижно, когда я закончу. Постепенно она привыкает к моим рукам и, когда я даю ей корм, суёт мордочку прямо в руку. Теперь, думаю, можно начинать брать её на руки. Беру её осторожно в руку, она брыкается, но не пищит, перестаёт брыкаться, когда я прижимаю её к себе. Поглаживаю её всё время и говорю ласковые слова. Свинка успокаивается, принюхивается, находит пуговичку на рубашке и пробует её на зуб, заранее приготовленной щёточкой причёсываю её, всё делаю, как написано на сайте. Вроде бы свинке хорошо. Когда я прихожу с работы, она начинает свистеть, прося корм.

— Иди, у неё истерика, — говорит жена, когда слышит её свист. Жена меня ревнует к ней.

Недавно, услышав свист, я несу ей петрушку. Обычно свинка ест петрушку, а тут принюхивается и отворачивается. Точно, как говорят, воротит нос.

— Что же ты меня звала, глупая мышь? — возмущаюсь я. — Ты нехорошая девочка.

Свинка вопросительно смотрит на меня, опять подходит, нюхает и опять отворачивается. Тогда я несу ей кусочек сливы. Сливу она любит, берёт её зубками и тащит к себе.

— А, это ты хочешь, — говорю. — Ну, кушай.

Поела сливу, опять смотрит на меня. Что бы ей ещё дать? А, у нас же есть укроп! Несу ей веточку укропа.

— Кушай укропчик, он очень полезен свинкам.

Ест с жадностью, посматривает всё время на меня.

— Кушай, кушай, не волнуйся, есть ещё.

После укропа дал ещё листик салата. Когда я опять выхожу на балкон, свинка опять начинает посвистывать.

— Что ты сейчас хочешь?

Свинка переминается с лапки на лапку, смотрит внимательно на меня, вытянув мордочку, и продолжает посвистывать.

— А, ты пообщаться хочешь? — догадываюсь я. — Ну, давай поговорим.

В дикой природе свинки живут колониями, а у нас она одна одинёшенька. Надо бы ей завести друга или перевести её в квартиру, чтобы она хоть нас видела. Но, к сожалению, с моей супругой это невозможно. То свинка разбрасывает мусор, как говорит жена, то от неё плохо пахнет. От рыбы, которую жена разделывает, пахнет хорошо, а от свинки, видите ли, плохо. В общем, проблема. Недавно я сфотографировал свинку. Мордочка у неё немного повёрнута и приподнята. Послал фотографию товарищу в Америку. Он пишет: «А где же её глаза?» «Она же мохнатая, — отвечаю, — кроме того, мордочка повёрнута и правого глаза не видно, а левый виден, присмотрись. А какие у неё усики, какая губка, какие лапки?! Красавица!» Он мне пишет в ответ: «Спасибо за разъяснения в стиле «В мире животных». Губка действительно классная».

Сейчас зима, на балконе, где она живёт, ночью опускается до десяти градусов, плюс, разумеется. Прочитал в Интернете, что они выдерживают и ниже десяти, но я всё равно переживаю. Завернул клетку с боков полиэтиленом, чтоб не дуло, вроде бы хорошо.

Сегодня я дома. Пойду, посмотрю, как у неё дела. Вышло солнышко, открою полиэтилен, пусть клетка проветрится, а свинка погреется. Хотя она не любит прямое солнце и всегда прячется в своём домике.

Вчера у нас произошло ЧП. Я чистил клетку, а свинку посадил в коробку и поставил на стол. Не успел я оглянуться, как свинка с завидной прытью вылезла из коробки, потянулась к цветам, которые росли рядом со столом, и упала сначала на цветы, а потом скатилась на пол. Я испугался, взял свинку на руки и стал осматривать. Вроде бы ничего страшного. Не видно травм, только сердечко часто бьётся. Я позвонил дочке. Мы с ней родственные души.

— Может быть, надо её показать врачу на всякий случай? — говорит дочка, — у нашей сотрудницы есть знакомый ветеринар. Она недавно носила к нему хомячка.

Услышала жена и добавляет ехидно:

— И рентген сделать… Нэ мала баба хлопоту, купыла порося.

Это при том, что жена сама же и придумала завести свинку для внучки.

P.S. Ура! Свинка меня окончательно признала своим. Сегодня, сидя у меня на коленях, свинка съела веточку петрушки, пописяла и задремала похрюкивая. Правда, пришлось переодеть штаны, но это уже мелочи.

— Надо было одеть ей памперсы, — ехидно замечает жена.

Почему у тебя плохое настроение?

— Почему у тебя плохое настроение?

— У меня депрессия.

— Почему у тебя должна быть депрессия? Чего тебе не хватает? Вокруг всё рушится, в Африке войны, а у тебя депрессия!

— Байрон был молодой, красивый, богатый, талантливый и у него тоже бывала депрессия.

— Ты не Байрон! Займись чем-то полезным! Тогда и депрессии не будет. Почини хотя бы телевизор.

— Я не умею.

— Все умеют, а ты не умеешь! Попробуй включить в другую розетку.

— Во всех розетках одинаковое напряжение.

— Почему же он сгорел? Вообще, сделай что-нибудь! Почему ты не можешь сварить обед к моему приходу? У моей сотрудницы муж хозяин завода, богатый человек, не чета тебе, и ничего, покупает продукты, готовит. А ты всё время перед компьютером. Что ты там читаешь? Что ты пишешь? Ну, что там? Лучше бы гулял на свежем воздухе! Посмотри на соседа. Он старше тебя, а каждое утро делает зарядку на балконе в одних трусах. А у тебя уже живот не помещается в штанах. Ты хочешь умереть раньше времени? Я с тобой не буду возиться! Сдам в дом престарелых!

— Черчилль не делал зарядку, и курил, и ел всё подряд, и весил, наверное, больше ста килограмм, и прожил почти до ста лет.

— Ты не Черчилль! Вынеси морскую свинку на балкон! Превратил квартиру в зоопарк! Смотри, она бегает по клетке и разбрасывает опилки. Что ты бегаешь, дура? Дура ты, дура! Ты дал ей кушать? Подохнет, потом я буду отвечать. Я купила укроп, можешь дать ей веточку.

— Ты тоже ходишь по утрам. И свинка тоже делает зарядку.

— Пусть на балконе делает зарядку. И, вообще, не заноси её в квартиру.

— Так на улице же холодно.

— Я тоже выхожу на балкон, а ей холодно?

— Ты выходишь на секунду.

— Пошей ей кофточку. И вообще, почему ты издеваешься надо мной? Почему ты так смотришь на меня?

Я выношу клетку на балкон. Вышло солнышко, пусть свинка погреется. На ночь занесу её обратно в квартиру. Жена ещё говорит о чём-то и идёт на кухню. Жена, слава богу, любит покушать, и фигурой не обижена. А я возвращаюсь к компьютеру и продолжаю писать начатый рассказ о древних людях, об охоте на мамонтов, об инопланетянах.

Дедушка Моисей

Моего дедушку, маминого папу, также, как меня, звали Моисей. Вернее, меня назвали в память о нём. Со слов мамы я знал, что он был рабочим, погиб в начале революции во время стычки с одной из банд и похоронен на Куликовом поле, так называли большую площадь возле вокзала, в братской могиле. Я очень гордился этим. Я помню, ещё там стоял памятник жертвам революции и гражданской войны, высокая стела с соответствующими надписями. Памятник стоял посреди площади и, вероятно, мешал при проведении праздничных демонстраций. Поэтому его снесли, а вместо него соорудили невысокий памятник на краю площади, совсем не там, где были захоронены жертвы погрома. Когда Сталин умер, а я стал взрослее, я узнал, что всё было не совсем так. На самом деле дедушка владел заводом по производству сельтерской воды. Так считалось в то время. В действительности это была по теперешним понятиям небольшая мастерская, в которой работал дедушкин брат и несколько рабочих. Они заполняли баллоны углекислым газом и развозили их по всей Одессе. Находился этот завод на Фонтане, так назывался один из пригородов Одессы. По тем временам дедушка был довольно обеспеченным человеком. Он снимал большую многокомнатную квартиру в центре Одессы, старался дать детям хорошее светское образование. Мама, кстати, старшая из его детей, успела закончить семь классов гимназии. Перед началом первой мировой войны дедушка, опасаясь призыва в армию, оставил завод на брата и вместе с семьёй уехал за границу, сначала в Берлин, а затем в Лондон. Когда я узнал, что мама была за границей, я стал смотреть на неё совсем другими глазами. В то время среди моих знакомых я не знал никого, кто был бы за границей, тем более в Лондоне. К тому времени у дедушки было пятеро детей. Мама — старшая, ей было лет десять, два брата с разницей в два года и двое крошечных близнецов, которые вскоре умерли один за другим от какой-то болезни. Я помню фотографию тех лет. На фотографии дедушка и бабушка сидят, на руках у них по близнецу, а вокруг старшие дети. Интересно, что мама и её братья, то есть мои дяди, уже узнаваемы. Когда война началась, Англия, союзница России, решила призвать подданных России в армию. Пришлось дедушке вернуться в Одессу. Пока он разъезжал туда сюда, война закончилась и началась революция.

В то время Одесса часто подвергалась нападению различных банд. Как-то к Одессе подошла банда атамана Зелёного. Получив отпор от рабочих дружин и ополченцев, банда двинулась по окраинам, громя милицейские участки и заодно и евреев. Когда дедушка узнал о приближении банды, он на извозчике поехал на завод, чтобы предупредить брата. Но было уже поздно. Банда орудовала вовсю. Дедушка с братом спрятались на берегу под обрывом, но знакомый мальчишка выдал их. Так они погибли. Когда тела привезли домой, на теле дедушки нашли всего одну ранку от штыка в области сердца. На теле же его брата не было ни царапины. Вероятно, он умер от страха, глядя, как убивают дедушку. Власти решили похоронить погибших как героев на Куликовом поле в братской могиле. Бабушка же хотела похоронить дедушку по еврейским обычаям и на еврейском кладбище, что она и сделала.

После смерти дедушки деньги быстро кончились, пришлось всё распродать и уехать в Умань, откуда бабушка была родом и где у них был свой дом.

P.S. О погроме рассказывали родители. Я интересовался, что было на самом деле. Атаман Зелёный действительно существовал, но в районе Одессы он не действовал. А вот, что я прочёл у Бунина в недавно вышедших воспоминаниях:

2 мая 1919г.

Еврейский погром на Большом Фонтане, учинённый одесскими красноармейцами.

Были Овсянико-Куликовский и писатель Кипен. Рассказывали подробности. На Б. Фонтане убито 14 комиссаров и человек 30 простых евреев. Разгромлено много лавочек. Врывались ночью, стаскивали с кроватей и убивали кого попало. Люди бежали в степь, бросались в море, а за ними гонялись и стреляли, — шла настоящая охота. Кипен спасся случайно, — ночевал, по счастью, не дома, а в санатории «Белый цветок». На рассвете туда нагрянул отряд красноармейцев, — «Есть тут жиды?» — спрашивают у сторожа. — «Нет, нету». — «Побожись!» — Сторож побожился, и красноармейцы поехали дальше.

Убит Моисей Гутман, биндюжник, прошлой осенью перевозивший нас с дачи, очень милый человек.

Мы уже многое знаем о фальсификациях советской власти. Так что ничего удивительного нет, что тот погром свалили на какую-то банду.

Рыба

Прошёл год как мы в Израиле. Я безуспешно пытался найти работу сначала по специальности, потом что-то близкое, но всё было без результата. Единственное, что ещё можно было найти — это работа по уборке, но, когда я представлял себе, что на виду у всего города буду подметать улицу, мне становилось нехорошо. Жена, правда, работала, но всего на четверть ставки и простым лаборантом при её университетском образовании. Так что денег катастрофически не хватало даже на еду. Мы на всём экономили, питались самыми дешёвыми продуктами: куриными крылышками, второсортными овощами, ну, и так далее и тому подобное. О таких продуктах как рыба, которую жена очень любила и постоянно употребляла даже в голодном Союзе, естественно, не могло быть и речи. В конце недели, когда цены падали, мы ездили на рынок за покупками. Я обычно ждал жену у входа, а она приносила очередной мешочек и складывала у моих ног. Бывало, что жена долго не возвращалась. Это раздражало, я не понимал, что можно делать на базаре, когда нет денег. Однажды я не выдержал и пошёл искать жену. Я увидел её издалека у прилавка продавца рыбой. Прилавок был завален свежей рыбой, обложенной льдом, а на полу стояли, о чудо, баки с живой рыбой. Жена стояла в оцепенении и немигающими глазами смотрела на всё это богатство. В её позе было столько тоски и безысходности, что у меня защемило сердце, и к горлу подступил ком. Я не решился подойти, вернулся на своё место и стал терпеливо ждать возвращения жены.

На следующий день я пошёл устраиваться на работу уборщиком.

С тех пор прошло несколько лет. Я и жена уже давно работаем по специальности, так что материально мы не нуждаемся. По традиции в конце недели мы ездим на рынок, но теперь уже редко когда, жена не покупает живую рыбу. Потом, когда я слышу, как жена на кухне с удовольствием пугается ещё живой рыбы, я вспоминаю, как она тогда стояла у прилавка, и у меня почему-то, как тогда, к горлу подступает ком.

Синеглазка

Медовый месяц мы проводили на даче, на берегу моря. Наш дом стоял у дороги, по которой дачники спускались к пляжу. Постепенно я привык к некоторым голосам. И вот однажды я услышал незнакомый звонкий детский голос, ему вторил низкий женский. Не знаю почему, но, когда на другой день я опять услышал их голоса, я почувствовал некоторое волнение. В следующие дни я уже прислушивался к их голосам и сразу узнавал их. В один из дней, выходя из воды, я увидел возле нашей подстилки молодую женщину с двухлетней девочкой. Женщина о чём-то разговаривала с женой, а девочка подошла ко мне, похлопала ладошкой по моим мокрым плавкам и сказала знакомым голосом:

— Тусики.

Это были они.

— Вы похожи на её отца, — сказала женщина, — поэтому она к вам подошла.

Девочка рассмеялась и подняла на меня синие-пресиние глаза.

— Синеглазка! — вырвалось у меня.

Так мы познакомились. В последующие дни мы старались располагаться рядом. Женщину звали Татьяна. Она проводила отпуск с дочкой на даче. У нас оказались общие знакомые, и жена с ней быстро нашла общий язык. Я же развлекал девочку. Обычно стеснительный, я дурачился, стараясь рассмешить Синеглазку. Я изображал кита, нырял и пускал фонтан, а она прыгала на берегу и визжала от удовольствия. Так прошёл месяц, и мы уехали в город. Ещё некоторое время жена перезванивалась с Татьяной, а потом постепенно перестала.

Прошло много-много лет.

— Ты помнишь Синеглазку, — спросила с порога жена. — Я только что встретила Татьяну, они, оказывается, недавно в Израиле и снимают квартиру недалеко от нас. Можем сходить к ним в гости.

Не знаю почему, но меня охватило волнение, чего со мной уже давно не случалось. Дверь открыла Татьяна. Я её сразу узнал, хотя она сильно постарела.

— А вот и ваша Синеглазка, — сказала она всё тем же знакомым низким голосом.

Со стула поднялась худая женщина неопределённого возраста. «Куда девались её глаза?» — подумал я.

— Мне мама про вас рассказывала, — сказала женщина тоже низким голосом. — Я почему-то представляла вас более высоким. Здесь невозможно жить, — между тем продолжала она, — жара и запахи, соседи всё время жарят рыбу, вонь страшная…

Но я уже её не слышал. Стало тоскливо и скучно.

Когда мы вернулись домой, жена спросила, улыбаясь:

— Ну, как тебе Синеглазка?

Я ничего не ответил и сел к компьютеру раскладывать пасьянс.

Больно?

Я пришёл в стоматологическую клинику снять зубной камень. Принимала молоденькая сестра — как видно, только-только после университета.

— Если будет больно, дайте мне знать, — предупреждает сестра.

Работала она очень старательно. Чтобы было удобнее работать, она слегка опиралась руками на моё лицо. Иногда инструмент соскальзывал и впивался в десну. При этом сестра спрашивала:

— Больно?

Я показывал глазами, что, мол, нет, не больно. Она продолжала работать.

— Такой терпеливый пациент у меня впервые, — говорит сестра. — Неужели вам не было больно?

Как сказать ей, что всё моё внимание было на прикосновениях её тёплых нежных рук, и я почти не чувствовал боли?

Жаркое в горшочках

Недавно мы отмечали день рождения знакомой в русско-еврейском ресторане, и я услышал, как официант предложил, в частности, жаркое в горшочках, и тут же в памяти всплыло воспоминание далёкого прошлого.

— Может быть, покушаем жаркое в горшочках? — предложил я сыну.

— Мама просила сегодня не задерживаться.

Мы с женой уже были в разводе. Кроме обычной школы сын ещё учился в художественной школе. Занятия в школе были два раза в неделю. В эти дни я встречал сына у школы и провожал его к автобусу, который шёл в микрорайон, где они с мамой жили. Так мы общались. Сын с детства плохо ел. Надо было заинтересовать его чем-то вкусным. Жена же не любила кухню. Она обычно готовила большую кастрюлю борща на всю неделю, а в остальном была жареная картошка и вермишель. Постепенно я научился готовить и старался разнообразить меню. Сейчас же я представлял себе, что сын ест одну вермишель. Поэтому при встрече я старался его покормить. Однажды мы заказали в ресторане жаркое в горшочках. Это было фирменное блюдо этого ресторана. Готовилось жаркое в керамических горшочках с черносливом и напоминало жаркое моей мамы. Подавалось жаркое прямо в горшочке. Вместо крышки горшочек закрывала лепёшка. Сыну жаркое очень понравилось. Я смотрел, как он с аппетитом кушает, и у меня щемило сердце. После того случая мы часто заходили в этот ресторан, чтобы поесть жаркое. Но на этот раз сын спешил. Подошёл нужный автобус и сын, помахав мне рукой, пошёл к автобусу. Я смотрел на худенькую фигурку сына, и в который раз сердце моё сжималось от обиды за всё, что с нами случилось.

«… И в который раз сердце моё сжималось
от обиды за всё, что с нами случилось»

Письмо, которое я получил не так давно, было кратким: «Здравствуйте! Посмотрите, может быть, вам подойдёт что-то. М. Шнайдер». И всё. И приложением к письму шли три коротких рассказа — «Дедушка Моисей», «Интеллигентная свинка», «Почему у тебя плохое настроение?»

Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: да, подойдёт. Потому что была в этих рассказах искренность и какая-то элегантная безыскусность, которые с лихвой окупали чисто литературные их погрешности, — впрочем, едва заметные.

О себе — если только не считать его рассказов-воспоминаний — Михаил Шнайдер говорит скупо и неохотно: родился давным-давно в Одессе, после окончания школы служил в Советской Армии — да и не где-нибудь, а в Сталинграде, в танковом полку, и почти каждый день писал оттуда письма своей будущей жене. Потом он вернулся в Одессу, учился там в политехническом институте, а потом ещё долгие годы работал, делая самую обычную карьеру советского инженера: от простого конструктора и аж до начальника сектора.

Наиболее интересные из его «армейских» писем — около трёхсот — жена сохранила, но вот сохранить семью ему не удалось: «Через несколько лет, когда мы разводились, я их уничтожил, чтобы никто их не читал. Я тогда погорячился, надо было просто забрать их с собой».

Надо было, да…

И страну сохранить — не удалось. Нелегко в 56 лет начинать свою жизнь словно бы с нуля. Всякое было в этой его новой жизни: радостей, горестей — чего больше?..

И пусть он не является профессиональным литератором, но и человеком совсем уж далёким от писательского труда — он себя не считает. И когда его спрашивают, с какой это стати он вдруг начал писать, Михаил Шнайдер отвечает так:

В детстве я был большим фантазёром и мечтателем. Причём все свои фантазии я проговаривал в уме. Привычка проговаривать будущие или прошедшие разговоры у меня сохранилась и по сей день. То, что я хочу записать, я несколько дней проговариваю в уме в разных вариантах. Потом я могу всё записать уже не обдумывая, а просто списываю то, что составилось в голове. Так что не всё вдруг…

Да, не всё вдруг. И я с удовольствием предоставляю слово нашему читателю из Израиля Михаилу Шнайдеру — немолодому уже человеку нелёгкой судьбы, многое повидавшему на своём веку. Человеку наблюдательному, тонко чувствующему и талантливому. Человеку с такой обычной в наше необычное время судьбой…

В оформлении использована картина В. В. Кандинского «Секущая линия» (1923 год).

Валентин Антонов